Андрей упал на диван, подняв облако пыли. Пружины натужно скрипнули.

– За что?

– За предупреждение. Я сначала не понял, что вы имели в виду. Но когда вечером в магазин пошел, решил захватить с собой перцовый баллончик. Ну, так, на всякий случай. Представляете? Вы как будто знали! На меня кто-то напал, едва я вышел из квартиры. Хорошо, я был начеку! Сразу прыснул в него. И сам, правда, надышался, но это ничего. Я, честно, опешил, когда увидел, что это женщина. Слушайте, да она с ножом была. Господи…

Андрей слушал без особого интереса. Его это совершенно не удивляло, и он лишь периодически мычал в трубку, чтобы дать понять, что еще на связи.

– Связал я ее кабелем да ментов вызвал, – заключил Артур. – Какая-то сумасшедшая. Думаете, она и правда того?

– Сумасшедшая? – спросил Андрей.

– Нет, я имею в виду из той секты.

– Возможно.

– Они на тебя тоже охотились?

– Не знаю, – ответил Андрей. – Я рад, что с вами все хорошо.

– Да уж. Я везучий сукин сын. Как там говорят? В рубашке родился…

– Угу, – Андрею не терпелось закончить этот разговор. Ему было тяжело говорить. Хотелось просто остаться наедине со своими мыслями.

– Не знаю, как теперь быть. А если они снова придут?

– Вряд ли, – ответил Андрей. – Но все равно берегите себя.

– Да, спасибо тебе еще раз… Ты это, звони, если что. Может, повидаемся, выпьем по пиву. Я теперь вроде как твой должник.

– Хорошо, – не дождавшись ответа, Андрей завершил звонок и убрал телефон в карман.

Он снова оглядел пустую комнату, плывущую во влажном мареве слез. Комнату, из которой вместе с Лизой ушла и жизнь.

* * *

После он сидел за столом на кухне квартиры, ставшей теперь чужой, и пил чай. Питерское небо сияло чистотой, и свет закатного солнца на глазах придавал старым домам новые, ранее не виданные краски. Лучи проникали в темные закоулки, щели домов, изгоняя поселившихся там демонов. Но Андрей знал: этому свету никогда не пробиться до самого дна, потому что дна не существует. Может, это и хорошо. Лучше не будить то, что скрывается в глубинах.

Андрей не чувствовал ни облегчения, ни жалости, ни ненависти, он даже не мог осознать потери. Внутри поселилась пустота, которую уже ничем не заполнить.