Он положил зеркало посредине комнаты, лег на него, свернулся клубком. И уснул.

Ему приснился замерзший океан. Вставшие на дыбы, но усмиренные немыслимым холодом волны и водяная пыль на их гребнях. Подпирающие черное небо глыбы айсбергов. Ощетинившиеся ледяные шипы-волосы. И все это было зеркалом. И все это скрипело, и трещало, и рвалось. И закованный океан обратился к Химичеву из-под толщи льда:

– Ты нашел нас, сын.

– Да, отец, – Федя хотел поклониться, но понял, что у него нет ни шеи, ни головы. Он был одной из мыслящих льдин мерзлого мира.

– Говори, – велел голос.

Он заговорил. Он рассказал о своей жизни по ту сторону, о том, как он искал дверь, как притворялся. Как ему верили, принимая за человека. Он не упустил ничего: от детства в челябинском приюте до откровения в римской библиотеке.

Океан произнес:

– Хорошо, сын. Твой опыт послужит нашим колонистам в Зазеркалье. Теперь ты можешь вернуться домой.

– Как? – спросила льдина, одна из миллиарда льдин.

И океан объяснил.

Проснувшись, Федя Химичев первым делом позвонил в аэропорт Марко Поло и забронировал билет до Москвы. Затем вызвал такси. Использованное зеркало Коцци он бросил, как до этого бросал людей.

Ему оставалось сделать крошечный шаг по ледяному туннелю, и он сделал его. Из Италии в Москву. Оттуда поездом до Челябинска. И наконец на разваливающемся автобусе – в деревню Химичево.

Феде показалось, что он уже был здесь, но он не вспомнил когда. Сгорбленная бабушка помахала ему из-за забора:

– Ванечка! Никак домой вернулся?

– Почти, – сказал Федя и пошел по проселочной дороге.

Коля Васюк, сын того Коли Васюка, что нашел маленького Федю, сбивал палкой яблоки, когда услышал звон. Где-то разбилось стекло. Заинтересованный, он стал продираться по заросшей тропинке бывшей усадьбы. Обошел руины амбара и выглянул за угол. Усадьба опустела восемьдесят пять лет назад. Дом графини Анны Топот растащили по кирпичикам. Исчезли конюшни, постройки для прислуги. А вот рукомойник до сих пор торчал на железной ножке, посреди заднего двора. И не нашлось за восемьдесят пять лет мальчишки, додумавшегося бы разбить черное зеркало, висящее в раме над рукомойником.

Но теперь оно было разбито. Разбито худым незнакомым Васюку мужчиной лет тридцати. Он был сутул, кривоног, бесцветные волосы росли на шишковатом черепе островками. Кожа лица висела толстыми складками, как у шарпея. Но он не был похож на собаку.

«Он похож на жука», – подумал Коля Васюк.

Мужчина его не замечал. Он достал из рукомойника длинный и тонкий осколок зеркала и разглядывал свое отражение. Будто что-то читал. А прочитав, поняв, он направил осколок острием к себе, к правой стороне грудной клетки.