Зазвучал голос диктора:

– Если у вас имеется какая-то информация о местонахождении ребенка, просим сообщить в милицию или по телефонам…

– Ты домой собираешься? – зевнула Соня. – Я буду закрывать салон.

– Ага, – отстраненно сказал Захар.

Нахмуренный, задумчивый, он вернулся в свой кабинет и оделся. Часы показывали половину десятого. В студию заглянула Соня:

– Тебя к телефону.

В трубке стационарного телефона отчаянно хрипели помехи, и он уже хотел отключиться, когда из шума пробился далекий голос:

– Не смей! Я знаю, что ты задумал! Не смей!

– Пап, я ничего не слышу, – сказал он и повесил трубку.

– До завтра, Соня.

– Не отморозь яйца, Кривец.

На улице бушевала метель. Мир обрывался в двух шагах стеной движущегося снега. Во мраке скользили лучи фар.

Захар поднял воротник и посмотрел себе под ноги. На снегу чернела едва заметная точка. Он наступил на нее и пошел, сутулясь, в метель.

Снежный саван накрыл город, заглушил его привычный шум, затер рекламные огни. Вой ветра шугал пьяных Дедов Морозов.

Захар спустился в метро, протиснулся сквозь коченеющую толпу. В зимней одежде он не привлекал внимания. То, что ему нужно сейчас.

Сосредоточенный, он сел в поезд. Пассажиры вдавили его в двери. Прямо на уровне его глаз по поручню стекала черная капля.

Он пропустил свою станцию и доехал до конечной. Пересел на другую ветку. В вагоне на этот раз было не так тесно. Черный мазок на стекле рассказал ему, что делать дальше.

Захар вышел из метро на окраине города. Побрел, сражаясь с ветром, направо, налево, через переход, и прямо во тьму. Дома закончились. Перед ним лежала закованная в лед река.

Ветер на набережной резал кожу не хуже скальпеля. Кривец присел на корточки и снял перчатку. Он коснулся черной точки на снегу, поднес палец к глазам. Капля свежих чернил осталась на подушечке. Выпрямившись, он зашагал к нависшему над водой зданию.

Надпись на табличке гласила: «Спасательный пункт, прокат лодок». Калитка отворилась сама по себе.