– Пошли, – шепнул Дейл и шагнул за грязную дверь.

Он услышал, как шагнул к нему Харлен, как он тоже оказался в огромном пространстве зала, но не оглянулся. Дейл не мог оторвать глаз от открывшегося перед его глазами зрелища.

Внутренняя часть Старой центральной ничем не напоминала то школьное здание, которое он оставил всего семь недель назад. У него даже онемела шея, когда он, запрокинув голову, разглядывал главную лестницу школы.

Весь пол был залит густой, почти уже высохшей жидкостью, теперь достигавшей края кедов Дейла. Стены были покрыты тонким слоем розоватого, совершенно прозрачного материала, который напомнил Дейлу обнаженную дрожащую плоть новорожденного крысенка, которого ему однажды случилось увидеть. Такие же полосы свисали с перил лестницы, паутиной обволакивали большие портреты Авраама Линкольна и Джорджа Вашингтона, еще более густым слоем затянули крючки в гардеробе, стекали с дверных ручек и висели в углах заколоченных окон, как огромная рама картины, сделанная из пульсирующей, живой плоти. По темной лестнице и бельэтажу холла эти полосы поднимались огромной массой языков и завитков.

Но то, что было над этой массой, делало сцену еще более отвратительной.

Дейл, запрокинув голову, смотрел вверх, видя, что луч фонарика Харлена присоединился к его лучику.

Балконы второго и третьего этажа были почти полностью затянуты серо-розовыми волокнами, которые чем выше, тем становились толще и толще, пересекая и закрывая темное пространство подобно мягкому покрывалу, накинутому каким-то лунатиком. Сталактиты и сталагмиты этой странной смолы были везде, стекая с темной арматуры, поднимаясь с перил и балюстрад, пересекая все пространство огромного холла, как бельевые веревки, сделанные из разорванных мышц и обнаженных хрящей.

А с этих «бельевых веревок» свисало что-то вроде тряпок, похожих на красные вибрирующие мешки студня. Фонарик Дейла задержался на одном из них, и он разглядел на этом мешке темные тени, напоминающие шрамы. Они двигались. Весь мешок пульсировал и вздрагивал, как человеческое сердце, подвешенное на окровавленной нити. Таких мешков было здесь несколько десятков.

В верхней части холла что-то шевелилось. По витражам огромных окон стекали потоки жидкости. Но Дейл не смотрел ни на что. Он смотрел только на башню.

Над площадкой третьего этажа, там, где должны были размещаться классы старшеклассников, то есть в давно заколоченной части школы, кто-то сорвал доски пола. И из этой башни шло странное сияние.

Впрочем, «сияние» неправильное слово, понял Дейл, когда он смотрел на сине-зеленое свечение, мутный свет, идущий от густой, мясистой паутины, заполнившей всю башню, и то странное красное тело, которое висело внутри ее.