Мать Кристофера перелистнула страницу и посмотрела на сына, лежащего без сознания. За него дышали аппараты. Аппараты за него питались. Аппараты за него жили. Единственным отголоском надежды были сигналы: бип-бип-бип. Она вернулась к странице дневника Дэвида Олсона. Эти безумные рисунки. Перепуганный почерк. Каждое слово подтверждало: выживание Кристофера и выживание мира – это одно и то же. Тогдашнее безумие стало безумием сегодняшним. Она думала о семенах, которые сеет шептунья. О нашептанных словах. Об угрозах. И о том, какая судьба ждет их всех, если всходы вдруг зацветут.
…вооБРажаемый мир тУт рядом.
Глава 75
Глава 75
Тормоз Эд продрал глаза до рассвета. Заглянув под одеяло, он заметил, что намочил кровать. В последнее время с ним это случалось частенько. Затем он посмотрел на деревья за окном и по непонятной причине сообразил, что сегодня его тянет в одно-единственное место.
В пиццерию «Чак И. Чиз».
Глупость какая-то. Он, конечно, еще ребенок, но эта пиццерия при всех своих достоинствах, видеоиграх и роботах-животных котировалась лишь чуть-чуть выше забегаловки. А ведь сегодня сочельник. В этот день у них было заведено ходить в гости к его единственной бабушке (после того как вторая бабушка умерла). Так они поступали каждый год. Но ему в голову лезло совсем другое. Его тянуло в пиццерию.
Он пошел в спальню к отцу, надеясь его растолкать, но отец только огрызнулся. «Побойся бога, темень еще. Иди спать». Ну Тормоз Эд, конечно, вышел, но перед тем стащил поставленный на зарядку отцовский мобильный – так бабушка велела. Оттуда Тормоз Эд перешел в главную спальню, которую занимала мама. Она тоже спала. Сыну говорилось, что ей требуется полноценный сон, а папа очень храпит. На самом-то деле – Тормоз Эд хорошо это знал – причина заключалась в другом: мать пила, родители из-за этого ругались, она говорила, что может завязать в любую минуту, отец требовал: «Так докажи», она огрызалась: «Да пошел ты» – и отправляла его спать в гостевую комнату, а он возражал: «Нет уж, это ты пьяная, вот и ступай в гостевую комнату»; тогда она начинала лить слезы и одерживала верх: отец переходил в другую спальню, тем более что мать для утоления печали все чаще прикладывалась к похожей на флакон из-под духов фляжке, спрятанной в сумочку.
– Мам, поехали сегодня в пиццерию? – шепнул он.
Она сняла ночную гелевую маску. Омолаживающую.
– Зайчик мой, сегодня ж сочельник. Нас бабушка в гости ждет.