Вернув дневник матери Кристофера, шериф закрыл глаза и снова погрузился в сон. Она не сводила с него глаз. Тело изможденное, хрупкое. Какие силы сейчас вступили в игру, она не представляла, но шериф определенно находился здесь не без причины. И Эмброуз тоже. И она сама. Мать Кристофера опять взялась за дневник Дэвида Олсона.

Кап. Кап. Кап.

Изучала его вдоль и поперек. Но не вчитывалась в слова. А только рассматривала почерк. Тревожный, нервный.

значит, я вСе же бог.

значит, я вСе же бог.

Кап. Кап. Кап.

– Мистер Олсон, у Дэвида всегда был плохой почерк?

Эмброуз призадумался, нахмурил брови и помотал головой.

– Нет, – ответил он. – Почерк ухудшился с потерей рассудка.

– Но у него не было потери рассудка, – возразила она.

Перевернула страницу – и присмотрелась к непонятному чередованию строчных и прописных букв, как письменных, так и печатных, а также мелкого шрифта.

КАк сказал воин: преЖде чем убИТь Ее, Эту шептунью, наМ нужно Будет…

КАк сказал воин: преЖде чем убИТь Ее, Эту шептунью, наМ нужно Будет…

– Как это понимать, миссис Риз? – спросил Эмброуз.

У матери Кристофера пробежал по коже внезапный холодок. Над ухом зашелестел какой-то шепот, словно от крылышек насекомого. Она вернулась к предыдущей странице.

значит, я вСе же бог.

значит, я вСе же бог.

Потом к следующей.

КАк сказал воин: преЖде чем убИТь Ее, Эту шептунью, наМ нужно Будет…

КАк сказал воин: преЖде чем убИТь Ее, Эту шептунью, наМ нужно Будет…