На следующий день он вернулся. Прикинулся несчастным влюбленным и выяснил то, что не удалось узнать участковому и вряд ли удалось бы любому липовому чиновнику. Невысокая блондинка действительно живет в этом доме. Во втором подъезде, на девятом этаже. Дима ждал, но Гончарова не возвращалась. Он ежедневно звонил Косте, но и о Свирине вестей не было.
Прошло еще несколько дней. Дима не мог думать ни о чем, кроме Гончаровой и Свирина. Ему казалось, что он и сам сходит с ума.
Сходит с ума?.. Свирин — психопат. Он обращался к психиатру. А Гончарова — психиатр…
Дима позвонил Косте.
— Скажи, а вы проверяли частные клиники? — спросил он.
— Проверяли. Ни Гончаровой, ни Свирина. Не понимаю, зачем тебе это надо, — проворчал Костя. — Сам же говорил, что больше этим не занимаешься. Тебя даже Калистратов уже не подозревает.
— Костя, я и сам не понимаю, зачем мне это надо.
Черт возьми, Лисицын тоже дал маху. Надо все делать самому!
Дима включил компьютер, вошел в телефонную базу данных и начал один за другим набирать номера частных медицинских клиник. Был уже поздний вечер, не лучшее время для справок. Кое-где его вежливо посылали подальше, предлагая звонить с утра, но чаще всего к телефону вообще никто не подходил. Однако он продолжал звонить. Какой-то тоненький голосок, похожий на комариный писк, зудел, что отложить это на завтра нельзя. Ни в коем случае нельзя.
Одной из последних значилась клиника неврозов «Эдельвейс».
«Нет, вы ошиблись», — произнес в ответ на его вопрос женский голос.
Дима замер. Этой короткой фразы было достаточно.
До клиники было достаточно далеко. Дождь лил, как из ведра. Да и Острова Дима знал не слишком хорошо. Свернув у моста, он сразу же заблудился. Кругом было ни души. Особняки — старые, еще дореволюционные дачи петербургской знати и новостройки — терялись в мокрых зарослях.
Дима остановился и огляделся. Ощущение того, что время на исходе, становилось все сильнее и тягостнее. Ему казалось, что какой-то пласт его жизни обваливается, уходит в небытие, словно край подмытого рекою берега. Где-то тикал часовой механизм бомбы, которую он не успевал обезвредить.
Откуда-то раздался истеричный собачий лай. Из-за стены дождя, которая в свете фар казалась непроницаемой, вынырнул похожий на гнома мужчина в дождевике. Он держал огромный клетчатый зонтик над грустным стаффордом. Собака задрала ногу, жалобно поскуливая: ей не терпелось поскорее сделать все свои дела и вернуться в теплый дом.
«Клиника? — переспросил из-под капюшона хозяин стаффорда. — Психическая? Так вы проехали. Надо вернуться до развилки и свернуть влево. Розовый дом. Он там один такой, не ошибетесь».