— Иначе и быть не может, — отозвался я. — Шулль сказал мне, что вырос среди поклонников изобразительного искусства, литературы и театра. Кроме того, он рыжий.

— Крупный и сильный? — уточнил Майло.

— Конечно, — ответил я. — Рост — футов шесть, вес — фунтов двести. Любитель занятий на свежем воздухе, часто бывает вне дома. Отношение к Кевину далеко не доброжелательное, хотя от наставника следовало бы ожидать иного. Сначала он удивился, что Кевина в чем-то подозревают, но потом разговорился насчет эксцентричных причуд Кевина. Помню одну его фразу: «Кевин не тот человек, с кем хотелось бы выпить кружку пива». Тогда я не обратил на это должного внимания, но в ретроспективе мнение кажется жестоким. Напоследок он сказал, что Кевин — поганый писатель.

— О Боже! — воскликнула Петра. Майло потер лицо.

— И еще кое-что, — продолжил я. — Когда я предварительно беседовал о Кевине с заведующей кафедрой, она наглухо замкнулась в себе. Вспомнила об академических свободах, о конфиденциальности. А чего еще ожидать от заведующей кафедрой? Потом она выяснила, что консультантом Кевина был Шулль, и ее поведение коренным образом изменилось. Ей вдруг захотелось, чтобы я потолковал с ним. Я этого не принял всерьез, но, возможно, у нее были для этого основания. Она желала создать Шуллю проблемы.

— Шулль был плохим мальчиком? — предположила Петра.

— Если «плохой мальчик» профессор, — пояснил Смолл, — значит, скверная оценка поставлена не тому мальчику. Что у нас реально есть на этого парня, кроме того, что он поклонник искусства и у него есть чокнутая кузина?

— Кузина, которую задушили, — вставила Петра, — и ее заметили в районе, подпадающем под сто восемьдесят седьмую статью.

Смолл прикоснулся кусам.

— Итак, теперь у нас есть два плохих мальчика? Преподаватель и студент? Как Буоно и Бьянчи, Биттейкер и Норрис — дуэт психопатов-негодяев?

— У нас есть преподаватель литературы и студент, — сказала Петра. — Возможно, они стали неким ответвлением русла университетской науки. — Она обратилась к Шталю: — Ты сказал, что матушка Шулля была при деньгах. Не этим ли объясняется финансирование Кевина?

— Влияние Шулля, — предположил я, — могло сказаться на литературном стиле Кевина. Первые его статьи были примитивны, а Шулль указал ему путь к комплексному подходу. Я сказал Шуллю, что стиль Кевина стал претенциозным. Он засмеялся и воскликнул: «Ох ты!» Но может быть, это не выражало удовольствия.

— Не заметил ли ты в его поведении чего-либо странного, Алекс? — спросил Майло.

— Вообще-то нет. Он держал себя вполне спокойно. Но с самого начала мне казалось, что Шулль не проявит каких-либо странностей. Тот, кто незаметно входит в учреждения, связанные с искусством, и выходит оттуда. Тот, кто достаточно сообразителен, чтобы планировать.