Крышка подвала была открыта. Хотя туда никто не заглядывал с того раза, как он попытался это сделать, выпустив клубы вони.

Почему бы и нет, подумал Миша, ведь дом же дышит. Наверняка это его рот. Он просто хочет есть.

Из подвала вырвался смрад, как из огромной голодной пасти монстра при дыхании. Эта пасть была наполнена плодящимися бактериями, остатками пищи. Такие монстры не чистят зубы, ведь никто не производит для них зубные щетки.

Миша заглянул в темный квадрат на полу. В окно просачивался тусклый свет и отражался от белого потолка. Подвал изменился. Не было полок с банками, не было лестницы, не было дна, выложенного досками. Миша видел глубокую яму, которая была заполнена движущейся фасолью и извивающимися стручками гороха. Запасы на зиму, которых раньше не было. Тем более живых. И копошились они среди десятков черных тел, замерших в болевых муках. Миша видел их лица. Они кричали, молили их выпустить. Они смотрели на него пустыми глазницами, тянули к нему черные гнилые руки. Фасолью оказались жирные опарыши, а горохом – длинные черви.

– Они охраняют мое варенье, – сказал Миша и громко рассмеялся, – от таких, как ты, братишка.

Он подтянул брата к подвалу, толкнул ногой и смотрел, как тот плюхнулся в смердящую живую кучу трупоедов. Они накрыли его, как грязь. Облепили руки, лицо, тело. Миша плюнул и закрыл крышку подвала.

Из-под пола доносились чмокающие звуки. Там целовались слизни или что-то такое же противное и мягкое. Что-то хрустело, как чипсы. Кто-то стонал.

Миша отвернулся и в полной темноте выбежал из дома. На улице он проблевался. Вернулся в прихожую, надел ботинки, не включая света, и отправился за Тимкой. Куртку он не надел. Ему казалось, что на улице теплее, чем дома. Поэтому он даже не заметил отсутствия куртки.

Миша знал: когда они с Тимкой вернутся, то никаких следов Тошика в доме не останется. Не будет крови, его вещей, запаха сигарет, пятен на полу от пива. Дом изменится. Не будет холода, плесени, насекомых. Все вернется к нормальному ритму. Тепло окутает дом, и Тимка очнется от своего недуга. Он рассмеется, как прежде, и они будут жить дальше.

Он постучался в дверь дома, где жила Анжела со своими родителями. Миша едва шевелился от сковавшего его холода. Кофта на нем покрылась слоем льда. Ему открыла Тая. Она смотрела на него покрасневшими глазами, скулы были напряжены.

– Где мой муж? – спросила она.

– Я не видел его, – ответил Миша, – где мой сын?

– Он на кухне! Забирай его, и валите, чтобы духу вашего в этом доме не было! – ее голос звенел, как пила. Такой Миша ее еще никогда не видел. Казалось, Тая готова наброситься на него и впиться ногтями в горло.