Диркер чувствовал отвращение к тому, что увидел. Да и, по правде говоря, в последнее время он испытывал отвращение практически ко всему, что касалось его работы. Большую часть своей жизни он был либо солдатом, либо служителем закона, сносил от людей и уважение, и презрение, которые внушали им эти должности. Но ни разу за всё время ему не приходило в голову стать кем-то другим.

До этого времени.

Потому что, как бы это ни было больно, он решил, что с него хватит.

Он отвел Хармони подальше от дождя под крышу старой мастерской, которая все ещё стояла, посеревшая от пыли, и использовалась добровольцами в качестве сухой лачуги. Там никого не было.

Диркер стоял перед Джастисом, и с полей его шляпы капала вода.

— Ты знаешь меня, Джастис; ты знаешь, что я за человек. Я не страдаю предрассудками. Я был добр к тебе и твоим людям. Разве не так?

Хармони кивнул.

— Да, так оно и было. Мы не могли и надеяться на лучшего законника, чем ты. Ты был справедлив к нам, — Хармони снял шляпу и стряхнул от капель. — Я знаю… мы знаем… что вы пытались разогнать этих Линчевателей, но иногда… иногда случаются вещи и похуже.

— Например?

— Линчеватели совершали набеги на Искупление последние две ночи подряд. Но вчера вечером…

— Вчера вечером их ждали Ангелы Разрушения?

Хармони не призналась бы в этом вслух, но молча кивнул.

— Но здесь было нечто большее, чем просто эти две группы. Из того, что мне рассказали, появилась еще одна группа всадников… и напала на обе стороны.

Диркер сглотнул.

— Это была та же группа, которая устроила побоище в Рассвете?

— Да.

— И эта группа зародилась в Избавлении?

— Да, — вздохнул Хармони.

— Расскажи мне о ней, Джастис. Я должен знать.

Хармони кивнул.