— А сколько лет тебе?

— Мне? Погоди… шестьдесят два или шестьдесят четыре, или тысячу, не помню, а что?

— А то, что твоя бывшая жена на шесть лет тебя старше. Вспомни, как она из-за этого страдала! Не водила к родителям, не ходила с тобой в театр. Даже не купалась вместе с тобой в Адриатическом море.

— Ты это к чему?

— Думай, думай. Она на шесть лет тебя старше. Значит… ей сейчас шестьдесят восемь лет. Или семьдесят. А та восковая женщина, которую ты видишь, это только проекция твоего воспоминания. Фантом.

— Не может быть.

— Может. Да, и еще одна мелочь… уверяю тебя, ты был в этом доме еще раз, после того вашего осеннего свидания.

— Я был тут еще раз? Нет.

— Был и точка.

— Когда?

— Около восьми лет назад.

— Не был.

— Нет, был. И повод был особенный. Похороны.

— Какие похороны? Не помню никаких похорон!

— Похороны твоей Кармелы, как было написано в некрологе, — «скоропостижно скончавшейся», а на самом деле — покончившей с собой из-за хронической депрессии. Удавившейся. Прямо тут, в спальне. На поминках ты напился и приставал ко всем, подрался с Нильсом, тебя связали и положили на ту самую кровать, на которой ты сейчас лежишь. Чтобы ты никого не поранил. Кровать эту, кстати, выбросили на свалку через месяц после похорон.

— Повесилась?

— Да, привязала бельевую веревку к крючку для люстры. Надела петлю на шею. Встала на табуретку. И… и часть вины за это несчастье лежит на тебе.

— Как же я мог это забыть?

— Тебе так легче.

— Подрался на поминках, приставал…