Я прижимаю руки к груди и пытаюсь дышать сквозь стеснение. Закрыв глаза, я шепчу вслух:

— Я скучаю по тебе.

Я чувствую ее прежде, чем ее голос обволакивает меня, и когда я открываю глаза, я не могу сдержать слез или дрожащей улыбки, которая расплывается по моему лицу.

— Я всегда скучаю по тебе, Кенз.

Я промокаю глаза, стараясь не испортить макияж. Рен убьет меня.

Мэдисон притягивает меня в свои объятия, и я прижимаю ее к себе, вдыхая ее запах, ненавидя, что каждый раз, когда я вижу ее, она выглядит одинаково, пойманная во времени. Запертая в прошлом, которое ничего для нее не сделало.

— Это должна быть ты. Я ненавижу, что ты никогда этого не получишь. Что ты здесь не для того, чтобы испытать это со мной, Авой и ребенком.

— Это всегда должна была быть ты, Маккензи. И я здесь. Я всегда здесь, сестра.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. — она улыбается, и по ее щеке скатывается слеза. — А теперь возьми себя в руки. Это твой день. Это начало твоей вечности.

Она кладет руки на мои обнаженные плечи, и мы смотрим на отражение в зеркале. Мы выглядим одинаково, но так по-разному, и я думаю, что это то, по чему я буду скучать больше всего, не видя ее.

— Я думаю, что наша вечность началась в ту ночь, когда я встретила его.

Мэдисон смеется. Этот звук абсолютная музыка для моих ушей.

— Думаю, ты права.

Мы еще некоторое время смотрим на мое отражение, прежде чем она прощается со мной в последний раз. Я вижу это по ее глазам. Это наше последнее прощание. То, которое у нас украли тем ужасным летом.