Терпеть уже не было сил. Но он почувствовал холод и почти онемевшее тело, и волей-неволей пошевелился и приподнялся. Поглаживая затылок ладонью, словно пытался таким образом не подпустить боль, он медленно заскользил взглядом вокруг и замер, наткнувшись на распростертую в двух шагах от него обнаженную хрупкую фигурку.

И боль, которую он гнал от своей головы, вонзилась в сердце, да с такой силой, что он застонал. Девушка лежала в неестественной позе, уткнувшись лицом, прикрытым грязными волосами, в пол. На затылке ее запеклась кровь. На ягодицах и длинных ногах тоже были следы крови.

— Котеночек! — жалобно позвал Мэтт, с трудом шевеля похолодевшими онемевшими губами.

Став на четвереньки, он подполз к девушке, шатаясь от внезапной слабости, охватившей все его тело.

Трясущимися руками он оторвал Кэрол от пола и перевернул на спину. Белокурая голова безжизненно откинулась назад и, убрав волосы, он увидел ее избитое лицо и застонал.

— Котеночек! Котеночек, очнись! — молил он, гладя ее по грязной, опухшей щеке, почти ничего не видя перед собой из-за пелены слез, застилавшей его глаза. Девушка не реагировала, и, потеряв над собой контроль, Мэтт с силой стал ее трясти, захлебываясь в рыданиях.

— Пожалуйста! Господи, пожалуйста! Кэрол, пожалуйста, котеночек мой, посмотри на меня! Посмотри!

Но она не слышала его. И Господь тоже его не слышал.

Осознав вдруг, что девушка болтается в его руках, как безжизненная тряпичная кукла, Мэтт резко замер, испугавшись того, что увидел. Мгновение он смотрел в красивое грязное личико широко раскрытыми глазами, не замечая слез, заливающих его щеки и падающих на девушку. Смотрел на неподвижное разбитое лицо и окровавленные губы, на закрытые веки и длинные темные ресницы… Смотрел и не мог поверить, что это грязное избитое существо, безжизненно лежащее в его объятиях — Кэрол, его любимая, его котеночек, его красавица — жена.

Прижав девушку к груди, он закричал. Закричал так, словно ему живьем вспороли грудь и вырвали сердце. Закричал от невыносимой смертельной боли, от мучительной агонии, отнимающей у него жизнь.

Но никакие вопли не могли облегчить его страданий и, уронив голову на обнаженную девичью грудь, он стиснул пальцами нежную плоть, содрогаясь в безудержных рыданиях, сквозь которые прорывались мучительные стоны отчаяния и горя…

Обезумев, он целовал прекрасное тело, размазывая по ее коже свои слезы, прижимал к губам холодные руки, осторожно касался израненного личика, словно боялся причинить ей боль.

— Прости меня! Прости, я не хотел… Я не хотел!!! Котеночек, мой маленький нежный котеночек…