С тревогой он наблюдал за девушкой, стоя в сторонке и оставив ее наедине со своими мыслями. Кэрол попросила его об этом, пожелав побыть одна. Вернее, с Мэттом.

Ветерок шевелил ее длинные светлые волосы, ласкал своими прикосновениями лицо, словно пытался осушить слезы, намочившие щеки. Тело Кэрол била дрожь, хотя погода была солнечная и теплая. Пели птицы, над головой проносились пушистые облака. Только теплое солнце не могло согреть ее заледеневшую душу, не могло достать своими лучами до непроницаемого мрака внутри нее, чтобы хоть чуть-чуть его развеять.

Рэй разглядывал ее невысокую хрупкую фигурку, застывшую над могилой, и пытался угадать, о чем она думает. Она всегда была скрытной и не любила посвящать кого бы то ни было в то, что у нее было на душе.

Как раковина, закрывшаяся от всего мира, спрятавшая от всех свою жемчужину — сердце. Она выглядела такой одинокой, такой потерянной и печальной, что Рэй почувствовал непреодолимое желание утешить ее, поддержать, защитить от всего и от всех. Медленно и бесшумно он подошел к ней и остановился сзади. Девушка его не заметила, погрузившись в свои тяжелые мысли.

Нет больше ее звездочки. Упала, погасла. И без ее света, всегда ненавязчиво и почти незаметно освещавшего ее внутренний мир, стало вдруг темно. Других звездочек там не было.

Она была уверена в том, что ничто не сможет их разлучить. Потому что они слишком сильно были нужны друг другу. Она — ему, он — ей. И это держало бы их вместе, заставляя цепляться друг за друга до последнего. Она бы ни за что его не отпустила. Она готова была и хотела посвятить ему всю свою жизнь, жить для него. И в один миг все разрушилось из-за нелепого недоразумения, когда он подумал, что потерял ее, что своими руками разрушил их счастье и будущее. Ее жизнь и свою. Может быть, он не простил бы себя даже, если бы знал, что она жива. Не простил бы того, что сделал, и все равно бы покончил с собой.

Как бы она хотела знать, о чем он думал в последние мгновения своей жизни, когда взводил курок, поднимал пистолет, прижимал дуло к виску. Но ей никогда не суждено это узнать, никогда он ей об этом не расскажет.

Не узнает, как он себя ненавидел, как презирал. Что не хотел жить тем чудовищем, в которого превратился. Что, если бы понял, что Кэрол все-таки жива, ничего бы не изменилось, только ненадолго оттянуло бы его смерть, ровно настолько, насколько потребовалось бы времени оказать ей помощь, вызвать медиков, отвезти в больницу. Убедиться, что ее жизни ничего не угрожает, услышать, какие травмы ей нанес. Он был уверен в том, что никогда не сможет причинить ей зла, даже в безумии, что его любовь сильнее этого.