— Да. А ты что, в школе никогда не дрался?

— По правде говоря… нет. Я не могу представить, что ты могла кого-то побить. Ты такая…

— Какая?

— Ну… не похожа на того, кто кого-то может побить.

— Я похожа на того, кого бьют, это ты хочешь сказать? Так и было, пока я не встретила Эмми. Она научила меня драться. И больше меня никто не бил. Били мы. Кстати, это было единственное, за что мать меня хвалила. Но бить кое-кого было мало. Эту тварь нужно было убить. Если бы я знала… если бы я могла вернуться назад… я бы убила ее, и тогда бы Тимми и Эмми были живы. И бабушка Тимми. И Мег. И Спайк. А Даяна бы не была столько лет калекой.

Она заметила ошеломленный взгляд Джека, а потом он расхохотался.

— Ничего себе! А ты оказывается самая настоящая злючка!

— Кто бы говорил! — фыркнула Кэрол.

— Разве я сказал, что это плохо? Просто теперь, если надумаешь кого-нибудь замочить, сначала расскажи мне, чтобы мне потом не пришлось вытаскивать тебя из-за решетки, договорились?

Кэрол подавлено промолчала, не разделив его веселья. По ней, так ничего смешного в этом не было.

А Джек, вспомнив о том, как она размозжила голову Кэт, уже не так удивлялся тому, что она кого-то могла бить в школе. И лишь подумал о том, как обманчива, все-таки, может быть внешность некоторых людей. Как у нее, например. Этакая невинная беззащитная овечка, горя не знавшая за всю свою жизнь.

Но было одно, что выдавало ее, и на что он сразу обратил внимание — ее взгляд, который резко не соответствовал ее внешнему облику баловня судьбы, ее внешнему лоску и обманчивому благополучию. Он сразу уловил, что внутри она совсем не такая, как кажется. Человек может изменить в себе все, поведение, внешность, облик, даже мышление и взгляд на мир… но человек никогда не сможет изменить то, что отражают его глаза. А еще никогда в жизни он не видел таких прекрасных глаз. Он всегда ими любовался, они безумно ему нравились, он буквально ощущал, как их взгляд пробирает его насквозь, проникает внутрь, в самую душу, касается его сердца. Иногда ему даже казалось, что именно ее глаза его так зацепили сначала. Стоило ему сомкнут веки, и они появлялись перед ним, преследовали его, лишив его покоя, как какое-то навязчивое ведение, от которого он не мог избавиться. Никогда еще женщина не казалась ему настолько нежной и женственной, какой была она. И именно это заставило его желать ее до скрежета в зубах, пробудив в нем какую-то животную страсть. Она была и красивой, и соблазнительной, но все это он видел и раньше, и этим его нельзя было удивить. А при одном взгляде на нее ему приходилось каждый раз подавлять в себе порыв раздавить ее в своих объятиях. И теперь, когда он, наконец-то, себя больше не сдерживал, он не мог этим насладиться.