Ты с нетерпением ожидаешь следующего импульса, чтобы узнать не то, где окажешься, но что именно тебя влечет. Потом успокаиваешься на какое-то время. Пока снова не почувствуешь нетерпение.
Рамон КордоваБедный повар, зная, что с людоедкой шутки плохи, взял большой нож и поднялся в комнату маленькой Авроры.
Шарль Перро. Спящая красавица
Ветер налетает на тело, играет каштановыми локонами, будто вдыхая в них жизнь. Наблюдающий за сценой мужчина делает медленный выдох – сигаретный дым тут же тает в воздухе. Он бросает окурок на землю, медленно затаптывает, поднимает и кладет в карман брюк. Подойдя к девушке, пытается поправить ей волосы, но ветер снова разметывает пряди. Мужчина приближает объектив, наводит фокус на труп и нажимает кнопку. Через несколько секунд камера выплевывает снимок. В мерцающем свете фонаря ветер вздымает с земли сухие листья и опускает на колени девушки.
Мужчина отходит, садится в машину и исчезает в ночи.
Первый фрагмент
Первый фрагмент
Жила-была женщина, которую пресса окрестила Гиеной. Четвертовательницей малюток. Дьяволицей. Шинковательницей детей. Людоедкой из Ромы[2]. Расчленительницей ангелочков. Чудовищем.
Ее имя – Фели́ситас Санчес Агильон.
Мы с Хулианом называли ее матерью.
Она твоя бабушка.
Не знаю, зачем рассказываю тебе историю моей матери. Нашу историю. Никто не помнит ее от начала до конца, лишь урывками. Предательский мозг спорадически посылает нам порции ложных сигналов и неспособен воспроизвести всю сцену. Только фрагменты, которые мы вынуждены интерпретировать.