Попытаться отредактировать статью? Но если извлечь из нее все неприемлемое, она вовсе потеряет смысл. Тут нужна такая тонкая хирургия, на которую не способен, пожалуй, даже умница Майклз.

Что тогда? Разве что – дать Хаммеру дополнительную возможность оправдаться. Да, Бакстайн взял у него комментарии ко всем основным фактам, изложенным в тексте. Но Арманд не понимает контекста, не видит, как все это изложено, как по нему отбомбился сопливый провокатор, только недавно закончивший школу журналистики в «Коламбии» и мечтающий, небось, об уотергейтской славе расследователей Вудварда и Бернстайна.

Показать Арманду статью до выхода номера? Это, конечно, тоже повод для скандала. Так не делается. Но, возможно, Мэлколм сумеет убедить репортера в том, что тот сам повел себя неспортивно, не дав Хаммеру возможности адекватно ответить на обвинения. Прочие варианты – точно хуже.

Приняв решение, Форбс снял-таки телефонную трубку и попросил секретаря соединить его с Хаммером.

– Арманд, я хочу тебе кое-что показать, – начал он без предисловий.

– Я, в общем, догадываюсь, что, – проворчал Хаммер. – Ты, на самом деле, не обязан это делать. Я тебе благодарен.

– Подожди, ты еще не видел текст.

– Я примерно представляю, что в нем.

– Ты не хочешь добавить каких-нибудь комментариев? Чтобы это не выглядело так… убийственно?

Хаммер рассмеялся над таким выбором слова.

– В моем возрасте смерть принимают всерьез, и я тебя уверяю: чтобы меня убить, маловато будет любой статьи. Но раз уж ты сжалился надо мной, приезжай, я расскажу тебе пару историй. И, может быть, кое-что покажу. Одну штуку, которая может тебя сильно удивить. Я буду в галерее через час.

Обычно председателю Мэлколму невозможно было назначить встречу через час: его график категорически не допускал таких вольностей. Но с чертовой статьей надо было что-то решать, и Мэлколм попросил Мэри Энн перенести все, что было назначено на вторую половину дня. По крайней мере, добираться было недалеко: до Хаммеровской галереи в двух кварталах от Центрального парка, на Парк-авеню, всего пара миль.

В назначенное время Форбс вошел в галерею. Хаммер, в коричневом костюме и белоснежной сорочке, ждал его в кабинете напротив входа, где обычно размещался управляющий. Взгляд его из-под кустистых бровей был ясен и приветлив, из-за стола он поднялся проворно, руку Мэлколму стиснул с бодрящей силой. «В его годы я точно не буду так выглядеть, – с завистью подумал Форбс. – С другой стороны, я же не доктор, и живу гораздо веселее».

Снова усевшись за стол управляющего, Хаммер углубился в чтение статьи. Чтобы не сидеть напротив в нелепом ожидании, Мэлколм прошелся по залам галереи. Но Шагал и его современники не вызывали у главного редактора ничего, кроме недоумения: его собственный вкус тяготел к старым мастерам и ранней американской живописи. Так что скоро он вернулся в кабинет. Хаммер с улыбкой смотрел на него.