Она боролась с картой, пытаясь ее сложить.

— Думаю, попытаться можно, а если кто нас заметит, мы можем убежать сюда.

— Где мы сейчас?

— Пойдем, пройдемся. — Она открыла дверь. След колес велосипеда вел вдоль футбольного поля и исчезал в густом лесу. Ветви деревьев смыкались, образуя нечто вроде темного тоннеля. Время от времени сквозь ветви проглядывало солнце. Иногда появлялся какой-нибудь велосипедист.

Прогулка их освежила. После трех дней в больнице, двух дней в тюрьме, семи часов в машине и шести часов в мотеле Марк с трудом сдерживался, чтобы не пуститься бегом. Ему не хватало своего велосипеда. Он думал, как было бы здорово им с Рикки красться по этой тропинке, прятаться за деревьями и ни о чем не беспокоиться. Снова стать детьми. Он тосковал по шумным улицам трейлерной стоянки, где всегда было полно ребятишек, поминутно затевающих всяческие игры. Он скучал по своим одиноким ночным прогулкам в лесу вокруг трейлерной стоянки Такера и долгим пешим походам в одиночку, которые он так любил. И, странное дело, он скучал по тем местам, где любил прятаться, по деревьям у ручья, в тени которых можно было подумать и, что греха таить, выкурить пару сигарет. Он с понедельника ни к одной не прикоснулся.

— И что я здесь делаю? — произнес он еле слышно.

— Сам придумал, — отозвалась она, засунув руки глубоко в карманы новых джинсов.

— Всю неделю меня этот вопрос мучает: что я здесь делаю? Я его себе везде задавал. В больнице, в тюрьме, в суде. Везде.

— Ты хочешь домой, Марк?

— А где дом?

— В Мемфисе. Я отвезу тебя к маме.

— Ну да, только я ведь с ней не останусь, так? По правде говоря, нам и до палаты Рикки вряд ли удастся добраться. Они меня схватят, и привет, я снова в тюрьме, снова в суде, снова перед Гарри, который, надо думать, сильно разозлился. Так?

— Да, но я могу над ним поработать.

Никто не сможет поработать над Гарри, решил Марк. Он уже видел себя сидящим в суде и пытающимся объяснить, почему он сбежал. Гарри вернет его в центр для несовершеннолетних, где ему придется иметь дело со своей дорогой Дорин, только она уже будет совсем другим человеком. Никаких тебе пицц. Никакого телевизора. Может, они даже наденут ему на ноги кандалы и бросят в одиночку.

— Не могу я назад, Реджи. Не сейчас.

Они обсуждали всяческие варианты, пока основательно не подустали. И ни до чего не договорились. Каждый вариант имел свои недостатки и мог закончиться катастрофой. Хоть и разными путями, но оба пришли к безошибочному выводу, что легкого выхода нет. Никакой разумной альтернативы. Никакого сколь либо привлекательного плана.