— Вставай, — сказала Ника. В руке у нее была монтировка, покрытая блестящим и черным. К монтировке прилип клок волос. — Вставай! — повторила она и протянула Ромчику руку.

Рука у нее была холодная и удивительно сильная. Ника практически сама подняла (вздернула) Ромчика с земли. Комки сырого грунта налипли на футболку. Грязные волосы лезли в глаза.

Он меня бросил…

Ромчик откинул волосы со лба и сказал:

— Он меня бросил…

— Кто? — не поняла Ника.

— Отец.

— Где он?

— Не знаю… Был здесь. С какой-то старухой. И таким длинным свертком…

— Карта, — сказала Ника. — Карта у него. Пошли, — она схватила Ромку за руку и куда-то потащила. — Я знаю, куда он пошел!

— Подожди! А как же Клеврет!

— Клеврет должен быть с ним! Быстрее, мы можем опоздать! И тогда уже ничего нельзя будет исправить!

— А старуха?

— К черту старуху!..

24

24

С руками у Марины происходило нечто странное. Руки были… не ее. Скрюченные пальцы с артритными суставами, дряблая морщинистая кожа, переплетения вен на предплечьях. Руки были стариковские, похожие на куриные лапы.

И они ничего не могли взять. Как в том фильме про призраков: Марина хватала Радомского за ноги, но чужие, старческие ладони смыкались вокруг пустоты. Как будто Радомский был бесплотен.

Или Марина.

Но асфальт-то она могла потрогать! Промахнувшись в тщетной попытке схватить Радомского, Марина рухнула на четвереньки, в очередной раз рассадив кожу на коленях и ощутив ладонями вибрацию шершавого асфальта.