– Рабочий день кончился, – послышался голос нашей секретарши. – Зайдите завтра.

Вошедший в чем-то горячо ее убеждал. Голоса доносились до меня минут десять. Потом Тоня крикнула:

– Геннадий Яковлевич! Выйдите на минутку.

Я положил снимок в закрепитель и открыл дверь. Посреди комнаты стояла Лиля.

– Геннадий Яковлевич, – сказала Тоня, делая большие глаза. – К вам клиентка. Хочет сфотографироваться на ракете. А я ей говорю, что рабочий день у нас уже кончился. А она говорит, что ей к Новому году позарез нужно. Сюрприз хочет сделать жениху.

Но я не слышал ничего. Я смотрел на Лилю. На ее лице были сразу изумление, испуг и брезгливость.

– Лиля, – пробормотал я, машинально вытирая руки ватой. – Лиля, я все тебе сейчас объясню. Это все чепуха… Понимаешь, так получилось…

Но из глаз девушки, пахнущей апельсином, уже капали злые слезы.

– Лжец, – прошептала она и бросилась вон из комнаты.

Оставив Тоню стоять с раскрытым от изумления ртом, я, как был в войлочных туфлях и халате, кинулся за ней. На улице стоял крепкий мороз. Падал редкий снег.

Лилю я догнал возле трамвайной остановки.

– Ну выслушай же меня! – сказал я, переводя дыхание. – Произошла страшная нелепость. Это скорее смешно… Сейчас я расскажу тебе все…

Лиля круто повела плечом, сбрасывая мою руку,

– Не нужно. Обманщик! Уйди!

– Подожди… послушай!

Лиля, не оглядываясь, уходила.

ИЗМЕНА

ИЗМЕНА

Измену открыл сам Кобзиков. Задавая корм кроликам, он нашел под полом смятый черновик письма. Не отличаясь особой щепетильностью, ветврач прочитал письмо, и волосы у него встали дыбом.Вот что там было:

«Дорогая Тамара! Сообщаю фамилии и места работы еще пяти грибов (далее следовало перечисление фамилий). Все идет отлично! Никто меня не подозревает. Жду указаний».