— Пусть ваша рука, столько сделавшая для благоденствия Отечества нашего, первая исторгнет звук радости, возвещая о торжестве православия.
Все телекамеры устремились к Ромулу. Он торжественно приблизился к самому большому колоколу. Взялся за веревку, привязанную к кованому языку. Потянул. Язык не сразу коснулся колокола, и Ромулу пришлось несколько раз напрягать и раскачивать тяжелое било. Удар получился гулкий, глубокий, рокочущий. Звук медленно выплыл из колокола и, не растворяясь в воздухе, полетел, продолжая на лету звенеть, переливаться, играть множеством оттенков и звучаний. Ромул почувствовал, что с этим звуком от него отделилась невидимая, сочная часть его сущности, стала удаляться, и он чувствовал случившуюся с ним утрату. Снова ударил, и еще одна доля его сущности, заключенная в рокочущий, торжественный звук, покинула его и полетела над головами, над церковными кровлями, через монастырскую стену, в невидимый город, где кто-то незримый принял в себя этот звук, вдохнул, стал сильнее, крупнее, величественнее. Он бил и бил, чувствуя, как исчезают, как истекают из него живые силы и его становится все меньше и меньше. Звоны, которые он извлекал из старинной меди, были погребальными. Он продолжал раскачивать кованый язык, и слезы текли по лицу.
Глава пятнадцатая
Глава пятнадцатая
Утром, пользуясь одиночеством, Алексей позвонил Марине. Нажимая светящиеся кнопки, испытывал нежность к крохотным цифрам, каждая из которых издавала едва уловимый музыкальный звук, приближала их свидание.
— Это ты? — услышал он ее взволнованный голос, близкое, чудесное дыхание. — Я скучаю. Тебя нет рядом.
— Мне очень тебя не хватает. Все вспоминаю наше свидание. Твой платок, которым ты перевязала мне руку, он пахнет твоими духами. Достаю его и целую.
— Вчера проходила мимо ресторанчика, где мы с тобой ужинали. Зашла и сидела за столом, где мы смотрели на реку, читали наизусть Гумилева. Выпила чашечку кофе. Мне было так одиноко.
— Сегодня вечером я приеду. Мне нужно с тобой посоветоваться. Происходят странные вещи. Мне не с кем поделиться.
— Я тебя очень жду.
Он смотрел на погасшую клавиатуру, блаженно улыбался. Достал из-под подушки платок с запекшимися брызгами крови. Прижал к губам. Легкая ткань источала благоуханье. Любимая женщина была рядом. Он касался ее губами.
В дверь громко, бесцеремонно постучали. Министр обороны Курнаков, красно-сизый, выбритый, пахнущий туалетной водой, возник на пороге. Вслед за ним вошел незнакомый человек с гладким розовым черепом, полными веселыми губами и выпуклыми, водянистыми, как у земноводных, глазами.