— Пошли! — скомандовал Солнышкин. Времени оставалось в обрез. Он приготовился к прыжку и вдруг замер.
Пока он втаскивал наверх нежданных попутчиков, равнину захватила такая густая метель, что «императоры» виднелись в ней еле заметными тёмными пятнами. Они отступали от океана, как матросы, потерпевшие кораблекрушение. А волны холодного снега догоняли, захлёстывали и сбивали их с ног. Птицы шли, и, казалось, у них нет сил выбраться на берег. Падали птенцы, а взрослые метались в поисках укрытия.
— Сюда! — крикнул Солнышкин. — Сюда!
Но сзади него за спиной раздался знакомый тревожный гудок. Солнышкин оглянулся. Там, у парохода, тоже наступала пурга. Она заматывала в снежный кокон кончик мачты и красный флажок. «Даёшь!» спрятал нос в сугробы. Теперь только за бугром, на котором стоял Солнышкин, оставался ещё тихий, скрытый от пурги уголок. А путь к хребту уже совсем исчезал за белой беснующейся завесой.
— Кажется, пора домой! — крикнул артельщик.
«К вершинам, к вершинам!» — вздохнул Солнышкин, но вслух твёрдо сказал:
— На помощь птицам, — и, держась за руку артельщика, бросился вниз.
Артельщик ухватился за Хапкинса и едва не полетел в гущу пингвиньего лагеря.
— Чёрт бы тебя побрал, — глотая снег, прохрипел артельщик, — в такой кутерьме не только ничего не найдёшь, но ещё потеряешь! — Он схватился за грудь.
— На месте? — шёпотом спросил Хапкинс, протянул к нему руки.
Стёпка испуганно отодвинулся и промолчал. Он уже подумывал об обратном пути, но его остановил крик:
— Держи!
Солнышкин поднимал тяжёлого пингвина. А вокруг него уже толкались десятки громадных белогрудых птиц с короткими чёрными крыльями.
— Этого курятника мне только и не хватало! — проворчал Стёпка, передавая пингвина Хапкинсу. который так и дырявил своими глазками его фуфайку.
— Быстрей, быстрей! — кричал Солнышкин попутчикам и подсаживал ещё одного пингвина. Руки закоченели, пурга била в лицо, и Солнышкину казалось, что у него внутри всё покрывается инеем, как кран у водопроводной колонки, но он не отходил от птиц.
— У, чтоб вы провалились! — всхлипывал артельщик. — Скоро вы там кончитесь?! — и передавал пингвинов Хапкинсу. Но уходить без Солнышкина, с одним Хапкинсом, ему не хотелось.
А Солнышкин всё торопил. Солнышкин торопился. Наконец стая была переправлена. Теперь оставался один вожак. Он стоял сбоку и смотрел, не потерялся ли кто-нибудь в этом вихре. Как капитан, он собирался уходить последним.
— Пошли! — быстро сказал Солнышкин. Вожак стоял на месте. — Пошли! — Солнышкин тронул его за крылышко.
Громадный пингвин уронил голову ему на плечо. Солнышкин тревожно наклонился к его груди и услышал, как там что-то колыхнулось тихо-тихо.