— А кто не хочет! — Васька пожал плечами, хотя определённая слава о нём шла давно.

— Смотря какой, — осторожно сказал начальник училища.

От славы воспитателя он бы не отказался, от славы композитора — тем более!

— Ну, хотя бы славы зимовщиков! — сказал капитан.

У Васьки брови полезли вверх. А начальник училища усмехнулся: «Мужественный товарищ! Хорошо шутит!»

Но Плавали-Знаем многозначительно кивнул: «То-то…» — и вскинул голову:

— Зимовка! Нужна необыкновенная зимовка! Такая, о которой сообщило радио!

— А что! — согласился Васька. — Был бы компот! Начальник училища озадаченно почесал в затылке. Он собирался что-то сказать, но капитан опередил его:

— Ваше дело песни, моё — зимовка!

«И в самом деле, — подумал начальник, — конечно, моё дело — песни». Здесь он только гость и вмешиваться в капитанские дела с его стороны было бы бестактно.

— Это может быть удивительная эпопея, — сказал Плавали-Знаем и подмигнул будущим зимовщикам. — Плавали, знаем! Может!

С льдины снова донеслось: «Раз-два! Взяли! Бум! Ух!» Кто-то вскрикнул, врезавшись и борт лбом, — за иллюминатором вспыхнуло. И Плавали-Знаем рассмеялся:

— С такими ребятами всё может быть! Свистать всех наверх!

Надо браться за дело

Надо браться за дело

Но свистать кого-либо не было необходимости. Уточка и Барьерчик выбивали ботинками по трапу известную курсантскую мелодию: «Семь часов — пора на ужин!», и с чёрных бушлатов во все стороны сыпался иней. Лобастый Барьерчик прикрывал ладонью фосфоресцирующую в темноте шишку, но бросал взгляд на дверь камбуза, откуда в морозную ночь уплывали дурманящие запахи щей, сваренных коком парохода «Светлячок» Супчиком.

Курсанты ввалились в столовую и, увидев в руках тоненького седого кока дымящуюся супницу, хотели броситься к столу, но услышали бодрый голос капитана:

— Ну как? Вмерзаем?