А Верный отчаянно залаял.

— Чует, — сказал Солнышкин.

И только Морячок был в каком-то странном спокойствии. Солнышкин оглянулся и едва не выпустил штурвал — Морячок вдруг чётко сказал:

— Утечка полезного времени.

— Рехнулся ящик! — возмутился Перчиков и хотел похлопать его по бокам, но услышал:

— У ящика есть имя. Ящик в полном рассудке.

И Морячок ещё громче повторил:

— Утечка полезного времени.

— А вообще, — рассудительно сказал Солнышкин, — если изобретателю снятся козы, то почему изобретению не чокнуться?

— Не обижай Морячка, Солнышкин…

И Перчиков, который хотел сказать роботу что-то обидное, смолчал, припомнив, что Морячок вёл себя всё время разумно. Прекрасно играл в шахматы. В радиорубку приносил от Борщика сухари, а боцман в нового матроса просто влюбился и приговаривал: «Ну и молоток! Не хуже медведиков!», потому что не умевший спать Морячок в свободное от вахты время брал швабру и начинал драить палубу.

Морячок то молчал, то к чему-то прислушивался, поворачиваясь грудью к ветру. И вдруг, притопывая на месте, запел каким-то чужим голосом:

Потом сказал: «Ах, я дурак!» — и попытался хлопнуть себя по лбу.

— Совсем рехнулся! — удивился Перчиков и хотел выпроводить его из рубки, но тут вдали что-то засветилось, засверкало.

Наблюдавший в бинокль Моряков скомандовал:

— Малый ход! — И сказал: — Странно, очень странно…