Пароход «Ленин» идет в самое пекло — в Иокогаму, в центр землетрясения.

Весь Владивосток собрался провожать «Ленина»…

Ватанабе, японский консул, тоже пришел «провожать». Он недоверчиво покачивает головой и двусмысленно улыбается.

— Недоволен Ватанабе, что большевики едут помогать японскому пролетариату… — смеется доктор Светлов.

— Да-а…

Проходит на капитанский мостик крепко скроенный начальник экспедиции Бессонов, весь в белом, — настоящий моряк.

Светлов его окликает.

— Что, скоро?

— Да! — оборачивается на ходу тот.

За ним на мостик карабкается толстый кино-оператор Зуев. Он пыхтит и отдувается. Его уже успели окрестить кличкой.

— Дядя Костя! — кричит Снегуровский. — Вы делаете хороший вояж. Подумать только! — первый кино-оператор на величайшем землетрясении…

Дядя Костя только машет рукой. Он не верит в японскую гостеприимность. Он закоренелый пессимист.

Где-то на спардеке тоненьким голоском выкрикивает фамилии уезжающего медперсонала заместитель Губздрава. Его черные роговые очки вспотели. Он часто их поправляет. Он собирает сведения о семейном положении уезжающих на случай провала экспедиции в тар-тара-ры…

Шшии-ууу-ддууу!.. — гудок парохода. И все засуетилось, забегало, заволновалось. Последние приветствия, поцелуи, рукопожатия.

Снегуровский прощается с доктором Светловым и подымается на верхнюю палубу. Нижняя — быстро очищается от провожающих.

В последний момент, прыгая по убираемому трапу, вбегает на палубу Попов.

— Андрюшка, решился? — Снегуровский, довольный, к нему.

— Да, еду! Не выдержало партизанское сердце… — Попов присоединяется к Снегуровскому.

Ддууу… — еще гудок.

Где-то зашумело. Забурлила вода под кормой. Корпус судна вздрогнул и плавно стал отходить от пристани.