В тени веранды, на кирпичных плитах, которые поливались каждый час, дремал бой.

Войдя в канцелярию, где царил полумрак, составлявший разительный контраст с ослепительным светом снаружи, лейтенант поклонился своему начальнику.

- А, Морель! Здравствуйте! Что нового? - спросил окружной комиссар, поднимая голову и глядя поверх очков на своего подчиненного, испросившего у него разрешение переговорить по служебному делу.

- Чем вы огорчены, друг мой?

Морель, красивый и хорошо сложенный юноша, с карими глазами, матовым лицом и показывающим силу воли и энергию подбородком, слегка кашлянул, видимо, не зная, как начать.

- Вот в чем дело, господин капитан! - сказал он, наконец. - Как вы знаете, я состою офицером в роте вот уже три месяца. Служба моя не трудная и ротный командир относится ко мне очень хорошо, что мне весьма приятно. Но стоило ли покидать Европу и полк, чтобы заниматься здесь взводным ученьем, гарнизонной службой или наблюдать за фехтованием на штыках? Я приехал сюда, чтобы видеть страну, и хотел просить вас, не можете ли вы назначить меня в экспедицию, которая должна отправиться в Итури? Ловерс согласен уступить мне свое место. Я уже пять месяцев нахожусь в Африке и знаю хорошо службу, - решительно и настойчиво закончил Морель.

- Гм! - произнес начальник, слегка улыбнувшись. - Вы, конечно, старый африканец, об этом спору нет. Но известно ли вам, что Итури - это далеко не рай земной? О, далеко нет! К тому же вами здесь довольны. Какого же черта вы хотите идти подыхать с голоду в Большой лес. Не говоря уже о том, что Вандекен, начальник отряда, не всегда бывает покладистым человеком. Что же тогда заставляет вас проситься в экспедицию?

- Я все это знаю, господин капитан! И тем не менее, позволяю себе настаивать на моей просьбе.

- Хорошо, пусть будет так! Но есть еще одно обстоятельство. Насколько мне известно, вы единственный сын, и, как я знаю, ваша мать вдова, была в большом горе, отпуская вас сюда. Генерал-губернатор, посылая ваши бумаги, присоединил к ним для сведения письмо, в котором эта добрейшая женщина высказывает свое беспокойство относительно вас и умоляет не посылать вас слишком далеко. Поразмыслите же еще немного. Подумайте о вашей матери!

Море ль густо покраснел.

- Если бы нужно было сменить кого-нибудь и была бы ваша очередь, - продолжал комиссар, - я, конечно, не возражал бы. Служба прежде всего. Никаких исключений не должно быть. Но здесь дело совсем другое. Итак, скажите, продолжаете ли вы при таких условиях настаивать на вашей просьбе?

Лейтенант на минуту задумался.