Дальше провал в памяти. Как ни напрягал память, никак не мог вспомнить, что же с ним было потом. Дошел ли до Брянского вокзала или не дошел? Изредка в голове почему-то всплывал образ кузины, Кати Коржавиной. Какое она могла иметь отношение к его блужданиям? Причуды болезни, должно быть. Она вспоминалась просто потому, что это был единственный близкий ему человек во всей Москве.

Его охватила тоска, по спине прошел холодок. Если встреча на Брянском вокзале не состоялась, значит поручение, которое ему дали в штабе белой армии, он не выполнил, не оправдал возложенных на него надежд. Он подвел командование. Какой позор! Какой ужас!

Потом в голову пришла новая мысль. Если свидания на вокзале не было, то пакет, который он вез, остался при нем и по-прежнему хранится в специальном тайнике.

— Нянюшка! — отчаянно позвал он санитарку.

— Что, родненький? — торопливо засеменила к нему санитарка. — Ты что? Подать что нужно?

— Нянюшка, а где моя одежда?

— О господи, а я испугалась, — облегченно вздохнула санитарка и поправила седые волосы, выбившиеся из-под косынки. — Чего ты, милый, так всполошился?

— Я про одежду спрашиваю. Про свои личные вещи.

— Слышу, чай, не оглохла. Одежду твою на хранение сдали. Вычистили, продезинфицировали в камере и сдали на склад. Как выздоровеешь, выпишешься из больницы — сразу и получишь. Ты не сомневайся, все будет в целости и сохранности.

— Да, да! Я знаю. Я прошу вас, нянюшка, мою одежду принести сюда. Мне нужно, непременно нужно там кое-что посмотреть.

— Одежду больным выдавать не разрешается, — недовольно проговорила нянюшка. — А что у тебя в одежде-то? Деньги? Так ты об них не беспокойся. Твоих денег не возьмут. У нас народ честный. Чужого никто не тронет…

Митя с трудом взял себя в руки. Нельзя было себя выдавать. Надо воздействовать на старушку жалостью, и он, умоляюще протянув к ней руки, проговорил:

— Нянюшка, ну, прошу вас. Что вам стоит? Сделайте это для меня. Я вам все потом объясню. Мне это важно. Поглядеть хочу…

Няня колебалась, но юноша так жалобно и трогательно упрашивал, что она уступила:

— Ладно уж, так и быть. Для тебя постараюсь одежду принести.

Няня ушла. Отсутствовала она долго, целую вечность. По крайней мере так ему показалось. Наконец с узелком в руках она встала в дверях.

— Вот твое барахлишко, — сказала она. — Еле-еле у кладовщика выпросила.

— Большое вам спасибо!

Сосед, дядя Степа, как все его называли, крепко спал, накрывшись с головой. Другие больные не обращали на Митю никакого внимания. Волнуясь, лицеист развязал узел и ощупал левый борт куртки. Подкладка возле рукава была распорота, потайной карман — пуст…