Некоторые путешественники стали спускаться, и Леминак предложил последовать их примеру.

Наступила ночь. Глазам путешественников предстал пылающий северный горизонт. Нижнюю часть неба закрывал, словно остолбеневший город тьмы, густой лес. Тёмно-красная плитка резко поднималась над горизонтом, и этот огонь над скрученными, как чётко прорисованные чёрным цветом дрожащие арабески, деревьями, казался волшебной лампой великана.

— Зловеще, — пробормотал Леминак.

— Замечательно, — вздохнула мадам Ерикова.

— Скучно, — простонал профессор. Сильный ветер дул с Тихого океана и приносил запах моря, который смешивался с запахом акров пожара, маслянистых тропических растений, медленно поглощаемых огнём.

Леминак предложил мадам Ериковой пройтись с ним за руку вдоль железной дороги. Другие путешественники беседовали или курили группами; маленькие угольки сигар пронизывали темноту.

Испанец в серой плоской шляпе-сомбреро и домотканой одежде — как яркое пятно среди картины ночи — непрерывно ругался:

— Sacramento! Ciento mil pesetas, he de perder esta noche.

Какая-то мисс вздохнула:

— What a beautiful night!

И процитировала Шелли:

Адвокат обратился к своей спутнице:

— Вы, конечно же, держите путь в Сидней?

— Да. У меня там усадьба.

— Нам туда же, Трамье и мне.

— Вы забронировали каюты?

— Да; Вы тоже?

— Естественно.

— Надеюсь, «Глостер» нас дождётся.

— Я уже стала отчаиваться.