— Ты что это кулаками размахался? — с едва заметным акцентом спросил Батыев.

Сидевший у двери Егор Лисин вскочил с табуретки.

— Мотри, шшанок, чо сделал! Не миновать те тюрьмы! Кулюган несчастный! — с визгом выпалил он, показывая на окровавленные усы и рубаху.

— Тише, товарищ Лисин, не надо волноваться. Давай спокойно разберемся, мы же мужчины, зачем кричать.

— Поневоле заревешь, когда всю морду расхлестал. Хошь бы было за что.

— Сядь, Егор Егорович, успокойся… Ну, товарищ Стрельцов, расскажи, что у вас произошло?

— Я бы его пальцем не тронул, но он нехорошим словом обозвал Веру Малышеву.

— Э, паря, брось трепаться! За отца мстишь… Докуда будешь казнить?.. Я не виноват в его смерти, а ты… всю дорогу грызешь меня… А теперь и до морды добрался, гад, ублюдок!

— Тише, тише, Егор Егорыч, нельзя оскорблять людей. Сядь, успокойся. Давайте мирно поговорим, по-артельски… Зачем заводить вражду между собой?

— Спробуй с этим кулюганом по добру, зашибет где-нибудь.

Лисин медленно поднялся и злобно взглянул на Петра.

— Ладно, стерплю ишо раз… ради памяти твово отца.

Он схватил фуражку и, не распрощавшись, вышел в коридор.

Батыев склонился над грубо сколоченным деревянным ящиком, заменявшим сейф, долго рылся в бумагах, а потом, отыскав нужную ему тетрадку, облегченно вздохнул.

— От тебя-то я не ожидал, Петро, такой выходки. Ты же ведь комсомолец, и вдруг связался с этим стариком, который, охмелев, наговорил неладное, — рассматривая тетрадь и кидая в сторону Стрельцова быстрые, проницательные взгляды, говорил Батыев.

— Понимаю, Алексей Алганаич. — Петр виновато посмотрел на председателя. — Надо же было так случиться.

— То-то же. Ладно, иди работать.

ГЛАВА IV

ГЛАВА IV