Он мог потребовать, чтоб отворили дверь, а то и просто выломать ее. Но сделать это Кваша не решался… Минул один час, проплыл другой, на исходе был уже и третий, а Варька все не выходила, да, верно, и не собиралась выходить.

«Ночевать останется», — с покорной и тупой тоской подумал промерзший Кваша.

Стоять так дальше было глупо, холодно и… страшно. Мало ли что могло случиться, что могла выдумать, с кем связаться Варька.

Кваша отправился в полицию уже под утро, до окончания комендантского часа.

В караульном помещении было тепло и накурено. Поздоровавшись с дежурным полицаем Степкой, Кваша уселся на табуретку, за деревянный некрашеный стол, снял шапку, подложил ее себе под щеку, решил подремать часок. Но только упала на стол тяжелая голова, усталость, волнение и тепло сразу разморили его, и в ту же минуту Дементий провалился в тяжелый, непробудный сон…

Проснулся он оттого, что не хватало воздуху. Чем-то, словно водою, залило рот и нос. «Тону!» — с ужасом подумал Кваша и рванулся с места под громкий гогот, от которого зазвенели стекла.

Гоготали Степка и Оверко, только что вернувшиеся с патрулирования: они засунули Кваше в нос зажженную цигарку.

Дементий водил вокруг вытаращенными глазами, долго откашливался, потом глянул на окно, все сразу вспомнил и молча бросился к двери.

— Э, гляди, не одурей! — все еще гогоча, закричал вслед Оверко.

До совхоза Дементий бегом бежал. Прямо с ходу, без стука влетел в сени и встал на пороге узенькой кухоньки.

В плитке весело пылал огонек, а старая Горецкая, сидя на низеньком стульчике, перед раскрытыми дверцами, чистила над миской картошку. Увидев полицая, который вломился в хату незваный, непрошеный, она побледнела: Сенька сегодня дома не ночевал. И так и осталась сидеть на стуле со стиснутым в руке ножом и недочищенной картошкой.

— Где она? — не здороваясь и ничего не объясняя, накинулся на Горецкую Кваша.

«Она»? Значит, дело не в Сеньке. Горецкая пришла в себя и побледневшими, но уже послушными губами спросила:

— Кто это «она»?

— Ну, женщина! Та, что ночевала тут.

— Женщина? Да господь с вами! Никакой женщины тут не было и нет. Со сна, что ль, привиделось?

— Я тебе покажу — со сна! — кинулся через кухню в комнату Кваша. — Ты гляди, старая, говори лучше правду, а то хуже будет!

Но Горецкая поняла уже, что речь идет не о Сеньке, и только плечами пожала.

— Тут что, больше никто не живет? — вернулся из комнаты Кваша.

— Я живу. И сын живет. Сенька.