— Э, нет, Савка! Чего нет, того нет. — Форст перегнулся через стол. Золотые зубы заблестели перед самым лицом Горобца. — Так легко ты, Савка, не отвертишься, нет! Ты нам скажи все, что знаешь, все, что нам надо! Потому что ты ведь много знаешь, Савка!

А Савка в этом золотом блеске увидел страшную усмешку Гуго, бледное, сухое лицо Дуськи и сразу почувствовал, как все у него внутри обмякло.

— Вот, говорила-балакала, — отчаянно крикнул он, — ну, что я там знаю? Лучше бы вы меня сразу убили.

— Нет, Савка, ты подумай: будешь говорить или нет? Не до утра же нам с тобой тут сидеть. И плакать дело не мужское. Да и… есть же у вас такая поговорка — Москва слезам не верит.

— Да если бы я знал, про что говорить-то…

— Ну, например, про «Молнию».

Савка только тяжело вздохнул.

— Или про тех, кто тебе дал листовку…

Савка пожал плечами.

— И чего это тебя именно к ней понесло, к Варьке? Варька у вас кто, связная или тоже листовки распространяет? Или, может, вы ей какое особое задание дали и с этим коменданту Мутцу подсунули? Ну! Говори! Про Варьку!

От этих вопросов у Савки и вправду голова пошла кругом, и он только глаза вытаращил. Так, молча, с раскрытым ртом, и сидел.

— Ну что же, Савка, выходит, ты еще не готов к ответу?

Форст стукнул перстнем о графин. Сразу же за спиной у Савки скрипнули двери, и, словно два архангела, возникли сзади Гуго и Дуська.

— Ну, деточка, ну, птенчик… — склонилось над Савкой в соседней комнате искаженное лицо Хампеля.

И Савка, не помня себя, дико, беспамятно заверещал на какой-то неслыханно высокой, безумной ноте. Нестерпимо острая боль привела его в чувство, Савка, весь в поту, как в росе, жалобно глотнул воздух и по-детски умоляюще забормотал:

— Не надо, не хочу… Скажу, все скажу. Что хотите, скажу!

Но сказать хоть что-нибудь Савка действительно не мог.

С короткими перерывами Гуго и Дуська пытали Савку до самого утра. Савка снова терял сознание, но теперь Гуго ловко и быстро, со знанием дела приводил его в чувство, и все начиналось сначала.

Бесконечно повторяющиеся допросы, истошные Савкины крики, хрипение и стопы, бледное, будто высосанное Дуськино лицо и мертвенная усмешка Гуго все это до смерти надоело Форсту.

Стоя над распростертым на цементном полу, мокрым с головы до пят, бесчувственным Савкой, Форст убедился: ни в чем таком, что связано с «Молнией», Савка действительно не замешан. Если бы Савка знал что-нибудь и что-то делал, он давно бы уже тут рассказал. И все же с ним еще не покончено. Если взяться за него с другого конца, из этого ничтожества можно еще, наверно, кое-что выудить…