Когда посланный Сенькой Грицько прибежал в хату, были набраны две первые строчки новой листовки:

«Товарищи! Свободные советские люди! Помогайте Красной Армии…»

«Товарищи! Свободные советские люди! Помогайте Красной Армии…»

— Галя! — крикнул еще с порога Грицько. — Тот Сенька говорит — машина с немцами уже к мосту идет!

Выпалив все это единым духом, Грицько остался стоять на пороге, ожидая, что последует дальше. Но Максим даже головы не поднял. Галя быстро оглянулась на мальчика и тоже ничего не сказала. С минуту в хате стояла непонятная, удивительная для Грицька тишина. Он ведь не знал, что в эту самую минуту Максим и Галя прикидывают в уме, через сколько времени машина будет тут.

Выходило так: с горы по плохой дороге проехать через все Скальное вниз к мосту, потом, уже по этой стороне, подняться вверх, к станции, и мимо станции, мимо МТС доехать до хаты Очеретных (если только эта машина не задержимся у Максимовой мастерской или еще где-нибудь) понадобится пятнадцать — двадцать минут, а набор закончить можно минут за восемь — десять.

Первой отозвалась Галя.

— Слушай, Максим, — привычно, не глядя на свои пальцы, она продолжала набирать в коробочку литеру за литерой, — ты на меня не сердись. Сам понимаешь, тебе не так просто будет отсюда выбраться в последнюю минуту… Уходи немедленно. Договорись с Сенькой, где ты его ждать будешь. А я, что тут да как, знаю и управлюсь сама. Сенька тоже всегда успеет выскочить и догонит тебя. Ладно, Максим? — вкладывая в последние слова всю свою теплоту, закончила девушка.

Какое-то время в хате слышно было только Надийкино всхлипывание.

И в этот миг Максим вновь болезненно и остро ощутил свое увечье, увечье, которое стало помехой не только для него, а может, вот как сейчас, обернется и для других бедою. Этих горьких его мыслей Галя не узнала. Максим замкнул, спрятал в себе свою боль — он хорошо понимал, что сейчас надо послушаться Галю…

— Ясно. Пойду! — коротко сказал он, вставая из-за стола. — Когда закончишь набор, закрепи его вот этой дощечкой. — Он взял свою грушевую палку, вышел на середину комнаты и снова остановился. — Слушай, Галя, ты тоже не обижайся. Но на войне как на войне. Что бы ни случилось, но «гвозди» — он кивнул головой на шрифты, — ни один «гвоздь» не должен попасть к немцам в руки. Их нужно беречь, как оружие. Потому что лучше смерть, чем это… И, как ни будет трудно, если до того дойдет, лучше все уничтожить, раскидать, утопить… Это я, конечно, так, на всякий случай. Но если что случится, стоит только сказать: «гвозди» там-то, — и каждый из наших поймет. — Максим помолчал. — «Гвозди» и «мыло». Теперь тебе надо знать и об этом. «Мыло» в Стояновом колодце на Казачьей балке… А ты тоже не задерживайся. Пересиди где-нибудь, может, у той же тетки… А меня искать на сто пятнадцатом километре. У Яременко.