— Т-так, — крайне обескураженный, бормочу я, неуклюже усаживаясь на топчан. С острой тревогой, страстной надеждой и страхом оттого, что сразу же могу утратить эту надежду, спрашиваю: — А вы?.. Есть у вас какие-либо сведения?.. Хотя бы о ком-нибудь из моих людей…

Спрашиваю, а у самого все еще не выходит из головы — Никита, бабуся, ее слова о «собаке из собак»…

— Нет… покамест… Да и вообще, вероятно, этим будете заниматься, по крайней мере в ближайшее время, без меня. Но… сначала я все-таки должен удостовериться… Ты же, наверное, сможешь дать мне какие-то доказательства того, что ты настоящий капитан Сапожников? А чтобы поверил мне, скажу, что родился ты на Курщине, посылал вас сюда триста двадцать шестой, в твоей группе, кроме тебя, шестеро.

И он одну за другой называет фамилии моих товарищей, а я…

— Собственно… — медленно тяну я, учитывая все, что произошло со мной за эти двое суток.

Твердо взвесив все «за» и все «против», прихожу к выводу, что не поверить этому так обстоятельно информированному человеку все равно что не поверить уже теперь, задним числом, Никитиной бабушке… И вот староста села Новые Байраки внимательно рассматривает подол моей солдатской рубашки.

Осмотрев мою «справку», Макогон помолчал, потом сказал:

— Ну что ж, капитан Чеботаренко, думаю, что этот документ тебе тут больше не понадобится. Снимай во избежание лишних хлопот рубашку, а я найду тебе какую-нибудь другую… А эту, думаю, лучше всего просто уничтожить. Хотя… можно, конечно, и припрятать где-нибудь в надежном месте, чтобы потом внукам показывать. Лучше всего — вырезать этот лоскут, в бутылку да в землю. Хороший, проверенный способ. Сто лет будет храниться… Великий будет подарок внукам, если… конечно… доживем. — Макогон теперь улыбнулся скупо и как-то грустновато. И, немного помолчав, начал уже о другом. — О твоих покамест нигде никаких слухов. Кроме того, подлесненского, парашютиста. Однако где-то они есть. Живые или мертвые, но на свободе. В руки гитлеровцам, по крайней мере в ближайших районах, не попал ни одни. Гитлеровцы, найдя парашют, организовали облаву чуть ли не по всей области. Несколько дней каждый уголок будут прочесывать. Ну а мы свое: всем группам и организациям «Молнии» велено быть на страже днем и ночью, разыскивать, укрывать, спасать. Особенно в направлении Каменского леса. Не исключено, что твои, сориентировавшись, будут пробираться все же к месту сбора…

Макогон закурил, расстегнул ворот кителя и, сдерживаясь, чтобы не зевнуть, закончил:

— Ну что ж… утро вечера мудренее, как говорят умные люди. Давай поужинаем чем бог и моя Парасочка послали — и на боковую. Живому человеку положено хоть малость поспать не только в мирное время.