— Товарищ командир десантной группы, старший лейтенант Лутаков прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы!

И стоит, будто отлитый из металла. Только улыбка до самых ушей и капельки воды на плечах вспыхивают синими огоньками в солнечных лучах.

— Вольно! — точно так же улыбаясь, командует Сапожников. — Благодарю за службу. — И спрашивает с надеждой и плохо скрываемой тревогой: — Ты один, Семен?..

— К сожалению, один, товарищ Сапожников. А вы?..

— Я-то не один, но…

Однако его речь вдруг прерывает какая-то полная краснощекая смуглянка в зеленом платьице, с толстой косой, уложенной на голове венком.

— Прошу прощения, — говорит она громким степным голосом, обращаясь к своему руководителю. — Виталий Витальевич, возвратился Ромашко. Рассказывает, что хлопцы топтуновские вроде бы какого-то гестаповского шпика поймали. Сначала в погребе держали, а теперь, говорит, собираются «шлепнуть»… Виталий Витальевич, вы же знаете Топтуновых! Не откололи бы чего-нибудь… Передайте, Виталий Витальевич, чтобы без вас не самовольничали… а то мало ли что.

— Хорошо, хорошо, Галинка, — ответил Виталий Витальевич. — А что же говорит он?

— Кто?

— Ну, тот, задержанный?

— Говорит, что парашютист…

Виталий Витальевич поворачивается лицом к Сапожникову и, устало улыбаясь, говорит:

— Верите, товарищ капитан, за эти два дня всюду развелось столько «советских парашютистов»! Десятками! Настоящих не разыскали, а гестаповских хоть пруд пруди… А у нас там, у Топтуна, важная запасная база. — И снова к девушке: — Хорошо, хорошо, Галинка. Тотчас же передай, чтобы не мудрили. Передай, чтобы они, тщательно соблюдая маскировку, привели этого «парашютиста» сюда, к Чабаненко!

ЕФРЕЙТОР НАСТЯ НЕВЕНЧАННАЯ

ЕФРЕЙТОР НАСТЯ НЕВЕНЧАННАЯ

Всю жизнь, сколько Настя помнит себя, она всегда куда-то спешила. Ей постоянно не хватало времени. Она никогда не успевала спокойно позавтракать, пообедать или поговорить с кем-нибудь: всегда нужно было куда-то бежать, торопиться.

И вот теперь впервые за свои семнадцать лет она имеет вдоволь времени и лишена возможности торопиться. Хотя ни настроение, ни обстоятельства к спокойным размышлениям вовсе не располагают.

Вокруг совершенно незнакомая местность, степь, опушка леса. Лунная летняя ночь подошла, вероятно, уже к трем часам. А она, Настя, повисла между небом и землей в густой кроне раскидистого дуба. Повисла и барахтается, беспомощная и разъяренная, вот уже столько времени! И вместо того чтобы трезво и спокойно поразмыслить обо всем, ругает себя макухой и чуть не плачет от досады, бессилия и отчаяния…