− Проклятие! Он слышал нас, Монтуа! − герцог нервно щелкнул суставами пальцев.

− Я доверяю своим людям, ваша светлость. Каждый, кто вздумает шутить со мной… пошутит с Господом.

Монтуа приметил, как решимость на лице Кальехи сменилась знакомой болезненной гримасой: у старика начинались головные боли. К концу дня он больше сидел, чем стоял, предплечья все чаще касались спасительных подлокотников кресла.

Падре почтительно поклонился и обернулся к угрюмому монаху.

− Ты всё слышал, брат Лоренсо? Ты запомнил его?

Монах качнул головой:

− Да, мой генерал.

− Довожу до твоего сведения, брат Лоренсо, − Монтуа величественно поднял руку, − для доказательства преданности нашего братства Отцу Небесному, я повелеваю: ты, брат Лоренсо, убьешь врага Ордена Иисуса − дона Диего де Уэльву.

− Да, мой генерал. Ad majorem Dei gloriam178. Завтра же он проглотит бычий язык. Так в Андалузии называют это, − заскорузлая рука легла на обвитую кожей рукоять тесака.

− О нет! − вице-король порывисто вышел из-за стола. − Я не желаю и не допущу, ваше высокопреосвященство, чтобы с посланником Мадрида на моих улицах что-нибудь произошло. Другое дело, ну… скажем, по пути в Калифорнию.

− Разумно, − Монтуа протянул руку с рубиновым перстнем Лоренсо. − Возьми это и запомни: цель оправдывает средства! Корона и Орден ждут доказательств твоей преданности.

Монах припал на одно колено, раболепно поцеловал сияющий камень и с благоговейным трепетом снял перстень.

− Возблагодарим, брат Лоренсо, Господа нашего Иисуса Христа, Заступницу Деву Марию и верного покровителя Ордена Святого Игнатия179. Помолимся же, дабы Создатель благоволил нам во веки веков. Amen.

Глава 17

Глава 17

Грохот повозок, стук молотков и круговерть веселых мельниц многоголосого города незаметно стихли. Пыль, зависшая в воздухе, медленно оседала на стенах домов, на уставших мостовых, покрывая их нежным бархатом. Вечерняя вуаль пала на лик охрипшего за день Мехико, который спешил пропустить кружку-другую перед коротким сном.

Антонио от досады грыз ногти − терпения не было никакого. Посетитель, хоть режь, не шел. Он неловко спрыгнул со стойки и простучал на веранду.

Грязно-синее небо стояло над ним глухое и душное, похожее на старое одеяло, в дыры которого едва пробивался сумеречный свет. Лишь загадочный запад еще пламенел, и черный исполин Сан-Мартин, казалось, был усеян тлеющим рубином углей.

Это был район лачуг бедняков с пышным бурьяном и кривыми улочками, где громоздились разбитые остовы старых повозок, черепки посуды, груды замызганного тряпья и прочего хлама.