Открытой ладонью со сжатыми пальцами Тисон бьет его по лицу. Наотмашь. Сильно, хлестко и больно. Выждав секунды три — еще раз. Звук оплеух звонок, словно удар бича.
— Не дерзи.
Из широкой ноздри Мулата вытекает прозрачная струйка. Однако ему достает куража скривить губы. Ужимка, высокомерная и дерзкая, хочет быть улыбкой, но немного не дотягивает до нее.
— Я, комиссар, уже, считай, соборован. Так что и сами не надорвитесь, и меня не утомляйте.
— Вот о том и речь, — соглашается Тисон. — О том, чтобы не утомлять друг друга. Давай так ты расскажешь все, что мне нужно узнать, а мы тебя не трогаем — сидишь себе спокойно, пока судья не вынесет приговор.
— Судья? Ни больше ни меньше? Вы подумайте… Какая честь для меня.
Еще одна пощечина — отрывистая и сухая, как выстрел. Кадальсо делает шаг вперед, тоже готовясь принять участие, но Тисон жестом останавливает его. Сам справится. Дело привычное.
— Мы вытянем из тебя все, Мулат. Спешить нам, сам видишь, некуда. Но все же хочу предложить тебе кое-что. В том, что от меня зависит… Я готов сократить срок этого удовольствия… Расскажи про голубей и бомбы… Ты слышишь меня?
Арестант молчит, не отвечает, но во взгляде теперь появилось какое-то сомнение. Дерзить и нарываться он больше не станет. Тисон, дока в своем ремесле, знает — такая перемена произошла не от того, что врезали по морде. Это — так, пустяки, завитушки… Тут другое… В таких делах карты, выложенные на стол, действие производят поистине чудотворное. А для того, кто уже наполовину испекся, нет карты более убедительной, чем взгляд прямо в лицо.
— Кто он такой? Тот, кто, по твоим словам, знает, куда упадет бомба? И откуда он это знает?
Снова пауза. Теперь она затянулась надолго, но Тисон терпелив, без этого в его профессии — никуда. Арестант задумчиво смотрит на стол, потом — на комиссара. Ясно, прикидывает свое будущее, а его уже мало осталось. Рассчитывает.
— Откуда? — отвечает он наконец. — Да ему поручено проверять те места, куда они падают, и сообщать о результатах. Он ведет этот счет.
Тисон не хочет испортить ни возможное, ни вероятное. Излишних иллюзий питать тоже ни к чему. По крайней мере, уж в этом-то деле. И потому расставляет слова во фразе бережно и осторожно, как фарфоровые.
— А скажи, пожалуйста, куда они упадут, он тоже знает? Или догадывается?
— Понятия не имею. Может, и знает.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой, думает комиссар. Чтоб из незнакомого пистолета выстрелить не целясь да прямо в яблочко — так не бывает. Профессор Барруль лопнул бы со смеху, услышав все это. И ушел бы прочь большими шагами, не переставая хохотать. Шахматные этюды, комиссар, сказал бы он. Как всегда, строите воздушные замки. На живую нитку сметана ваша версия.