— Как же ты, капитан, угадал петуха… — восхищенно говорит Бертольди.

Дефоссё, поглядев на задыхающегося рыжего, вымазанного своей и чужой кровью, вздрагивает, словно от предчувствия.

— Или хозяина, — отвечает он.

Оба артиллериста забирают выигрыш, делят его и, завернувшись в серые шинели, выходят наружу — в ночную темень. При их появлении встревоженно приподнимается с земли разлегшаяся там собака. В слабом свете капитану все же удается разглядеть, что передняя лапа у нее перебита.

— Славная ночка, — замечает Бертольди.

Дефоссё склонен предположить, что тот имеет в виду нежданные деньги, приятно отягощающие карман, потому что такие звездные ясные ночи им обоим за время службы приходилось видеть не раз. Они находятся сейчас очень близко от скита Санта-Ана на вершине холма, возвышающегося над Чикланой, где отдыхали двое суток под предлогом того, что занимаются снабжением тамошних батарей. Днем отсюда с одной стороны видны плавни и вся панорама Исла-де-Леона от Пуэрто-Реаля до атлантического побережья и испанская крепость Санкти-Петри в устье канала, а с другой — заснеженные вершины сьерры Грасалемы и Ронды. Сейчас, ночью, видны только очертания скита меж мастиковыми и рожковыми деревьями, петляющую вниз по склону светлую дорогу, огоньки вдали — без сомнения, это бивачные костры — и умноженные до бесконечности, тянущиеся до самой линии полукруглого горизонта отражения низкого месяца в каналах. У подножья холма протянулись беленые домики Чикланы, заключенной в черном обширном небытии сосновых лесов, разделенной пополам полосой реки, Чикланы померкшей и поникшей от грабежей, оккупации, войны.

— Псина за нами какая-то увязалась… — говорит Бертольди.

Так оно и есть. Собака, подвижной тенью средь теней недвижных, трусит, ковыляет за ними. Обернувшись в очередной раз, Симон Дефоссё замечает позади и три темных человеческих силуэта.

— Берегись, маноло…

Едва лишь он произнес эти слова, сверкнули молнии выхваченных клинков. Дефоссё, еще не успев обнажить саблю, чувствует удар в руку, а следом слышит, как с пренеприятнейшим звуком расходится под лезвием рукав шинели. Капитан не может счесть себя неустрашимым воителем, но и отдавать жизнь вот так, за здорово живешь, тоже не намерен. Метнувшись в сторону, он отпихивает нападавшего и борется с ним, стараясь одновременно и уклоняться от новых ударов, и вытащить наконец саблю из ножен, но это не получается. Рядом слышится бурное частое дыхание, рычание, шум схватки. Как там Бертольди, проносится у него в голове, но капитан слишком занят, защищая собственную жизнь, чтобы думать об этом дольше какой-то доли секунды.