— Ну так что там с этим Фумагалем?

Он обернулся к своему помощнику, который, не сводя глаз с прикрытого одеялом тела, сосредоточенно ковыряет в носу. Кадальсо знает: его дело — не толковать факты, а докладывать о них точно и своевременно. И голову себе лишними вопросами не забивать. И дрыхнуть без задних ног.

— Под наблюдением, сеньор комиссар. Две пары агентов посменно стоят перед домом с ночи.

— И?

Повисает напряженное молчание: Кадальсо пытается сообразить, требует ли этот односложный вопрос пространного ответа:

— И — ничего, сеньор комиссар.

Тисон в нетерпении стучит тростью:

— Он не выходил?

— Нет, насколько я знаю. Агенты божатся, что был дома весь день. Под вечер пошел ужинать в трактир, потом посидел сколько-то времени в кофейне «Аполлон» и засветло вернулся к себе. В девять с четвертью свет у него в окнах погас.

— Чего-то больно рано он улегся… Уверен, что он не выходил?

— Так утверждают те, кто следил за домом. А те, кто за ними — докладывают, что не сходили с мест до смены, а подозреваемый даже не приближался к дверям.

— На улицах сейчас темно. Он мог выйти черным ходом.

Кадальсо собирает лоб в глубокомысленные морщины.

— Нет, едва ли… Из дома нет второго выхода. Разве что он мог бы выбраться через окно в патио соседнего дома. Однако, если будет мне позволено высказаться, это чересчур смелое предположение…

Тисон придвигается вплотную — лицом к лицу:

— А если уходил и возвращался по крышам?

Снова молчание. На этот раз — красноречивое и сокрушенное.

— Кадальсо… Я не знаю, что с тобой сделаю, паскуда!

Сбир смотрит исподлобья, покаянно повесив голову.

— Недоумок! И ты, и они все! Сборище безмозглых олухов. Уроды!