— Не желаете, сеньор комиссар, я вам удовольствие справлю?..
Симона произносит это полушепотом, не оборачиваясь. По-прежнему стоит лицом к улице, и со стороны всякий подумал бы, что она — одна.
— Ну, так… На скорую руку…
Тисон не сомневается в умелости Симоны, но от предложения до отказа проходит не более трех секунд. Сейчас не время для баловства, решает он.
— В другой раз.
— Как скажете.
И с безразличным видом Симона отправляется назад — в сторону улицы Сан-Мигель, и постепенно исчезает во мраке, так что уже скоро виднеется одно лишь светлое, удаляющееся пятно ее шали. Рохелио Тисон меняет позу — отделяется от стены, переминается на затекших от долгого стояния ногах. Потом вглядывается в ночное небо, нависающее над крышей дома с архангелом и сатаной. Забавный малый этот француз, в десятый уж раз говорит он себе. Со всеми своими пушками, траекториями и первоначальным недоверием. И с тем, что пришло ему на смену, что превозмогает все остальное и что положительно невозможно скрыть — любопытством к техническому решению вопроса. Комиссар с улыбкой вспоминает, как добивался капитан сведений — последних, уточняющих данных о наиболее удобных для поражения местах — и выспрашивал, как все это будет доставлено с одного берега бухты на другой. Будем надеяться, сегодня ночью он сдержит свое слово.
Тисона вновь одолевает дремота: он впадает в какое-то странное состояние — вперемежку с обрывками снов в голове проплывают клочки тягостных воспоминаний. Разодранная плоть, обнажившиеся кости, застывшие глаза, припорошенные пылью. И далекий голос с непонятным выговором, неведомо чей — мужской или женский — бормочет невнятные слова: то ли «здесь», то ли «есть». Резко и коротко дернув головой, комиссар вскидывает глаза. Устремляет их теперь в сторону улицы Сан-Мигель, ожидая вновь увидеть светлое пятно. Но ему чудится другое — скользящая вдоль фасадов на противоположной стороне темная тень. Помстилось, бормочет про себя Тисон. Полусон-полуявь творят собственных призраков.
Но светлой шали не видно. Может быть, Симона остановилась в конце улицы? Забеспокоившись, а затем и встревожившись, комиссар всматривается в темноту. Ничего не видно и не слышно ничьих шагов. Перебарывая желание выскочить из засады, Тисон медленно и осторожно высовывает голову, стараясь не обнаруживать себя. Ничего. Вверху улицы, на перекрестке — тьма, внизу, в противоположном конце — зыбкий свет уличного фонаря. Так или иначе, Симона давно должна была уже вернуться. Слишком долго ее нет. Слишком тихо. Перед глазами комиссара невесть почему вновь возникает шахматная доска. И безжалостная улыбка профессора Барруля. Вы его прозевали, комиссар. Он снова ускользнул. Вы совершили ошибку и потеряли еще одну фигуру.