— Сходитесь!
Вокруг все тонет в полумраке, темной плотной завесой стягивающемся вокруг светового пятна, которое становится все ярче по мере того, как Пепе Лобо медленно, стараясь держаться вполоборота, приближается к середине круга, чутко ловит каждое движение противника, а тот с каждым мигом все ближе и виден все отчетливее. Шаг. Другой. Надо идти ровно и твердо, одновременно с этим поднимая и наводя пистолет. Все сейчас сводится к этому. Не разум, но инстинкт рассчитывает дистанцию, прикидывает, не пора ли открыть огонь, удерживает сведенный судорогой палец на спусковом крючке, борясь с желанием выстрелить прежде, чем это сделает противник. Опередить его. Стиснув челюсти, Лобо движется осторожно, чувствуя, как безмерно напряжены мышцы всего тела, ожидающего свинцового удара. Три шага. Или, может быть, уже четыре? Кажется — или так и есть? — что длинней дороги не было в его жизни. Почва неровная, и руке, вытянутой параллельно земле и чуть согнутой в локте, трудно удерживать на линии прицела силуэт противника.
Пять шагов. Шесть.
Внезапная вспышка ошеломляет Пепе Лобо. Он так сосредоточен на том, чтобы, сближаясь с противником, держать его на мушке, что не слышит выстрела. Неимоверным усилием не дает себе нажать на спусковой крючок В дюйме от правого уха со зловещим жужжаньем проносится свинцовый шершень.
Семь шагов. Восемь. Девять.
Он не испытывает в этот миг никаких особенных чувств. Ни удовлетворения, ни облегчения. Ничего, кроме уверенности в том, что, судя по всему, проживет дольше, нежели предполагал пять секунд назад. Все же ему удалось не выстрелить — это удается далеко не каждому, — и он продолжает идти вперед и целиться. И вот в свете совсем теперь уже близкого фонаря видит искаженное лицо Лоренсо Вируэса. Капитан остановился, держа дымящийся пистолет в полуопущенной руке, и словно бы еще не вполне убедился после выстрела в своем поражении. И несчастье. Корсар прекрасно осведомлен о том, что делают в подобных случаях. И чего не делают. В порядочном обществе принято стрелять оттуда, где стоишь, не приближаясь, а раз уж прежний жар остужен — то и вообще в воздух. Важно, чтобы произошел обмен выстрелами — лучше всего почти одновременный, — ибо кабальеро не станет с ничтожного расстояния хладнокровно убивать противника.
— Ради бога, сеньор! — восклицает один из секундантов.
В этом выкрике Пепе Лобо слышится упрек. Или призыв вспомнить о чести. Или мольба о пощаде. Вируэс не произносит ни звука. Он неотступно следует взглядом за приближающимся к нему дулом пистолета. И не отводит глаз даже в тот миг, когда Пепе Лобо, прицелясь ему в правую ногу, спускает наконец курок и пущенной в упор пулей перешибает бедренную кость.