Через полчаса я снова повстречал тебя в кафе. Я сразу узнал тебя по глупой физиономии и манере орать в телефонную трубку. Я как раз купил замечательную старую книгу о далеких берегах и мореплавателях прошлого. Мне хотелось прочесть несколько страниц и ощутить их прелесть. Вместо этого пришлось выслушать, что ты здесь в кафе (это я, положим, и так знал — ты же сидел за соседним столиком), и вернешься в Сарагосу не раньше, чем в понедельник вечером. «Интересно, почему вечером, а не утром», — подумал я и зачем-то посмотрел на Альфонсо, торговца табаком. Тот пожал плечами, словно говоря: а мне-то что. «Должно быть, на то есть серьезные причины, — решил я, призвав на помощь дедуктивный метод. Например, женщина, или растрата, или выступление в парламенте». В конце концов, он раскрыл тайну, сообщив, что Ордоньес приезжает в Ла-Корунью в полдень. Я сразу успокоился. «Отлично, значит, речь идет об Ордоньесе», — подумал я и пересел за другой столик.
На следующий день ты был в аэропорту. Я знаю это, потому что стоял за тобой в очереди и слышал, как ты объяснял сынишке, что бензопила сломана. Я так и не понял, зачем твоему сыну в столь юном возрасте понадобился этот инструмент, — могу лишь сказать, что через пять минут я сам стал специалистом по бензопилам. Домой я возвращался в поезде, и там, разумеется, тоже был ты. Я узнал тебя по мелодии из «Бонанзы» в твоем телефоне. Она звучала раз пятнадцать, и могу поклясться, что за это время я успел люто возненавидеть семейство Картрайтов. На этот раз ты превратился в делового человека, решительного и напористого, но по сути ничего не изменилось. Вскоре весь вагон был в курсе мельчайших подробностей твоей профессиональной деятельности. Наверное, ты орал так громко, чтобы перекричать другие голоса и переливы звонков, споривших с тобой из разных концов вагона. В тот день ты раздваивался и растраивался. Справа ты говорил о воскресном футбольном матче, слева болтал со своей семьей, сзади рассказывал о том, каково пришлось Оливаресу в Нью-Йорке. Меня окружили, как чеченцев в Грозном. Это было ужасно. Возможно, поэтому, когда я вышел на перрон, включил собственный телефон, который обычно держу выключенным, и заговорил вполголоса, прикрывая мембрану ладонью, проводница посмотрела на меня с недоверием. Парню, который говорит так тихо, точно есть что скрывать.
ТЫ СТОИШЬ ДОРОГО
ТЫ СТОИШЬ ДОРОГО
Мне столько раз становилось стыдно, что я мужчина. Меня неизменно вгоняют в краску манеры некоторых представителей сильного пола, их пьяная болтовня и отношение к женщинам. Некоторые мужчины полагают, будто весь мир — их охотничьи угодья, как петухи на птичьем дворе. Они бросают на женщин кровожадные взгляды: я — то, что тебе нужно, детка, можешь больше никого не искать. Иди ко мне, сладенькая, сейчас я тебя съем. Нужно сказать, такое поведение характерно как для знойных мачо, так и для лысоватых, непрезентабельных субъектов. Я не раз встречал отвратительных свинтусов, свято верящих в то, что ни одна девушка не в силах устоять перед их очарованием. А отдельные лицемеры еще и скрываются под маской добродушного профессора или человечного начальника, пользуясь своим положением, чтобы поедать глазами несчастные жертвы, которые даже подумать не смеют ни о чем таком.