Он вздохнул. Вероятно, человек, разбирающийся в политике, без особого труда уловил бы во всем этом смысл, упорно ускользавший от дона Хайме. Маэстро никак не мог понять, что именно превращало эти с виду совершенно безобидные листы бумаги в нечто столь важное и столь опасное, что неизвестные люди, стремясь завладеть ими, пошли на убийство. И почему Луис де Аяла отдал письма ему, учителю фехтования? Кто хотел их выкрасть и с какой целью?.. С другой стороны, как мог маркиз де лос Алумбрес, часто говоривший о своей непричастности к политике, стать обладателем бумаг, которые являлись не чем иным, как личной перепиской покойного министра обороны?

Напрягая память, маэстро попытался выстроить логическую цепочку. Хоакин Вальеспин Андреу был родственником Луиса де Аялы; насколько помнил дон Хайме, братом его матери. Должность в правительственной канцелярии, которой Аяла заведовал в течение своей недолгой государственной карьеры, была предложена ему именно этим человеком. Пребывание маркиза на ответственном государственном посту хронологически совпало с одним из последних периодов правления Нарваэса. Насколько точным было это совпадение, с уверенностью маэстро сказать не мог; быть может, Аяла участвовал в делах министерства немного позже… Маркиз мог завладеть документами, пока занимал должность или же после смерти своего дяди… Такое предположение казалось вполне логичным. Но что эти бумаги представляли собой на самом деле и почему кому-то было важно хранить их в строжайшей тайне? Неужели они были настолько опасны и содержали в себе столько компрометирующих фактов, что могли стать поводом для убийства?

Дон Хайме поднялся из-за стола и прошелся по комнате. Он напряженно размышлял. История с письмами была настолько необъяснима, что с трудом укладывалась у него в голове. Все казалось дьявольски абсурдным; особенно нелепой была роль, которую он невольно сыграл — и продолжал играть — в трагедии. Подумав об этом, дон Хайме вздрогнул. Какое отношение имела Адела де Отеро к хитросплетению таинственных заговоров, официальным письмам, спискам имен и названий?.. Эти имена не говорили ему ровным счетом ничего. Упомянутые в бумагах события — другое дело, о них он кое-что знал из газет, о них говорили на тертулии в те дни, когда Прим пытался захватить власть. Он даже припомнил что-то о казни несчастного лейтенанта Хайме Эспландью. Но все это ничего не проясняло. Маэстро зашел в тупик.

Скорее всего, надо было обратиться в полицию, отдать бумаги комиссару и выйти из этого дела. Но решиться на подобный шаг было не так-то просто. Ему живо вспомнился допрос, которому он подвергся этим утром возле трупа Аялы. Он солгал комиссару, ни словом не упомянув о существовании конверта. И если эти документы кого-то компрометировали, то этим «кем-то» был именно он, их невольный обладатель… Невольный? Он мысленно повторил это слово, и губы его скривила болезненная гримаса. Мертвый Аяла ни слова не скажет в его защиту, и установить невиновность дона Хайме сумеет только суд.