— В чем проблема? — спросила Хулия.

— Да нет, никакой проблемы нет. В принципе. — Муньос обвел глазами студию, как и накануне, без тени любопытства; казалось, он ищет точку опоры, которая позволила бы ему понять, как следует вести себя в данных обстоятельствах. — Просто нужно хорошенько поразмыслить, вот и все. И еще нужно время. А я теперь только и думаю, что об этом.

Он стоял посреди комнаты со своими шахматами в руках. Хулия увидела, как его глаза нашли картину и буквально вонзились в нее; ей даже не нужно было следить за направлением его взгляда — и так все было ясно. Даже выражение лица шахматиста изменилось, стало, твердым и напряженным, как у гипнотизера, встретившего собственный взгляд в зеркале.

Муньос положил шахматы на стол и подошел к картине. Он проделал это довольно своеобразно: шагнул прямо к центру и стал рассматривать доску и фигуры, как будто всего остального — комнаты и персонажей — попросту не существовало. Наклонившись, он всмотрелся в то, что его интересовало, с совершенно иным — гораздо более напряженным — выражением, чем накануне. И Хулия поняла, что, говоря «я теперь только и думаю, что об этом», он нисколько не преувеличивал. По тому, как он смотрел на изображенную шахматную позицию, было очевидно, что этот человек занят не просто решением чужой проблемы, не имеющей особого значения для него самого.

Он простоял у картины довольно долго, затем повернулся к Хулии.

— Сегодня утром мне удалось восстановить два предыдущих хода, — сообщил он без тени хвастовства, скорее, несколько извиняющимся тоном. Видимо, он считал достигнутые результаты достаточно скромными. — Потом я столкнулся с одной проблемой… Кое-что, связанное с расположением пешек: оно весьма необычно. — Он указал на изображенные фигуры. — Вообще это необычная партия.

Хулия была разочарована. Открыв дверь и увидев Муньоса, насквозь промокшего, с шахматной доской в кармане, она почти поверила, что до решения загадки — рукой подать. Разумеется, шахматист не знал, насколько все срочно, не знал и многих подробностей, связанных с этой историей. Но Хулия и не собиралась посвящать его во все детали.

— Нас не интересуют остальные ходы, — сказала она. — Требуется лишь выяснить, какая фигура съела белого коня.

Муньос покачал головой.

— Я думаю об этом все время. — Он чуть поколебался, как будто то, что он собирался сказать, было слишком уж конфиденциальным. — Я держу в голове все ходы и проигрываю их вперед и назад… — Он снова поколебался. В конце концов губы его сложились в болезненную, отрешенную полуулыбку. — В этой партии есть нечто странное…