Он сидел в седле прямо и уверенно, слегка приподняв поводья левой рукой, как ездят в Техасе, спокойный и готовый ко всякой неожиданности, точно слитый со своей лошадью и в то же время ее полновластный хозяин. Он равнодушно смотрел по сторонам, и по выражению его глаз нельзя было сказать, знаком ли он с окрестностями или проезжает здесь первый раз.

Случайные посетители трактиров поглядывали на него меланхолично из-за стаканов с фруктовой водой, лениво переговариваясь.

— Недурна лошадка.

— И ездок недурен. Лицо незнакомое.

— Носит два револьвера. Теперь это не часто встречаешь.

— Я бы не очень удивился, если его пушки служат лишь украшением.

— Чего он забрел сюда в Доги? Не шериф ли?

— А что, ты ожидаешь шерифа? Можно, однако, с уверенностью сказать, что это не новый пастор. Хотя кто знает…

— Н-да, я слыхал, что у нас решили построить церковь. Собирали даже деньги по подписке. Фью! Посмотри-ка вон на ту шляпу! Это шляпа Сэлли Декстер.

— Ты побеги и подними ее, сынок. Назови девушку «Сэлли», когда возвратишь ей шляпу, и увидишь, какой получишь прием!

Другой смутился:

— Но ведь ее именно так зовут.

— Насколько я знаю, ковбои зовут ее мисс Декстер. А они довольно фамильярны. Посмотри, как ее шляпа крутится! И незнакомец погнался за ней. Прямо на тротуар. Ей-богу, и лошадь, и ездок великолепны!

Столпившись у дверей, они следили за бесплатным представлением. Шляпа — широкополая панама с зеленым шарфом, была сорвана с головы молодой женщины резким порывом ветра, когда она выходила из магазина с грудой пакетов в руках. Ветер растрепал ее волосы, и шляпа унесла с собою несколько шпилек. Пряди шелковистых блестящих рыжих волос разметались, закрывая ее лицо, в то время как шляпа летела по улице, крутясь в горячем воздухе и пыли, шлепнулась прямо в морду черной лошади, отскочив потом на панель, где продолжала весело подскакивать, поддуваемая ветром.

Черная лошадь шарахнулась в сторону, — прыжок, который чуть не опрокинул ее на деревянный тротуар. Испуганная и рассерженная, она встала на дыбы, так что казалось, еще мгновение, и она опрокинется на спину. Потом, фыркнув, снова стала на ноги, прижав уши, раздув ноздри и недоуменно вращая покрасневшими глазами. Но всадник не шелохнулся в седле. Его колени сжались, и тело его отвечало каждому движению животного, которое, по-видимому было больше оскорблено, чем испугано.

Нагнувшись, он похлопал выгнутую шею лошади, сказав ей несколько ласковых слов. Монета, положенная между ним и седлом, не шевельнулась бы во время всего этого представления. Слушаясь поводьев хозяина, лошадь взобралась на тротуар, танцуя на шатких деревянных подмостках. Догнав прыгающую шляпу, всадник одним движением, нагнувшись к земле, поднял ее и вернулся на дорогу.