Желанное успокоение пришло, когда я в тот же вечер сел в большой лимузин и отправился с майором Синклером к дамбе. Пароход, по его словам, зафрахтован «Ли компани», которой владел тот самый Роберт Э. Ли из песни[212]: «Когда-то по этой реке плавало более сотни больших лодок. Теперь осталось не больше десяти». Плавучие театры и частные туристические поездки приносили основной доход немногочисленным мелким бизнесменам. Майор спросил, говорил ли я кому-нибудь о предстоящей встрече. Я уверил его, что никому не сказал ни слова.

– Сегодня важная ночь, – произнес он и повторил это несколько раз по дороге к пристани. – Будут приняты важные решения.

Я подумал, что стоило бы попросить его о помощи в решении моей финансовой проблемы, но вовремя сдержался. На данном этапе подобная просьба была совершенно неуместна.

Последние лучи заходящего солнца касались поверхности воды, река была спокойной и грязной. Пробиваясь сквозь густые облака, они скользили по железным опорам огромных мостов и причалов. В этом тусклом свете все выглядело нереальным, как на плохой кинопленке. У пристани стояло четыре корабля, два совсем маленьких, а один – очень большой. Белые корпуса в свете солнца казались то коричневыми, то красными. Мрачные толпы негров, двигавшиеся к Фронт-стрит, напоминали индейцев чикасо[213], возвращающихся из охотничьей экспедиции, – я словно вернулся в те дни, когда Дэви Крокетт[214] пил в таверне Белл. Славный герой пограничья, конгрессмен, мыслитель и человек дела – как и я. Как и меня, его бросили друзья. Крокетт стал мучеником, он погиб в одном из самых первых сражений со сторонниками папы римского.

Несколько черных автомобилей, похожих на наш, уже стояло на дамбе. Из них выходили мужчины в тяжелых пальто и широкополых шляпах. Лиц разглядеть я не мог. Все гости, казалось, предпринимали немалые усилия, чтобы их не опознали. Мужчины поднимались на борт огромного колесного парохода, возвышавшегося над другими лодками, пришвартованными поблизости. Совсем недавно на высоком кремовом борту корабля золотыми буквами написали название. В рулевой рубке готовились к отплытию одетые в форму моряки. Другие собирались отдать швартовы. «Натан Б. Форрест»[215] уже стоял под парами. Двигатель шумел, корабль вздрагивал, и его корпус бился о крепкие доски причала. Подняв воротники пальто, чтобы защититься от пронизывающего холодного ветра, мы пробрались мимо тюков и бочек к сходням, где присоединились к остальным гостям. В отличие от морских судов, к которым я привык, на пароходе было три палубы, а над ними возвышалась рулевая рубка. Первая палуба располагалась практически у ватерлинии: все подобные корабли строились с плоским днищем – так легче преодолевать речные отмели. На корабле пахло свежей краской. Когда я коснулся рукой деревянного столба, чтобы удержать равновесие, пальцы прилипли к поверхности. «Натан Б. Форрест» отремонтировали всего пару дней назад, покрасив все в красный, белый и синий цвета. Майор Синклер проводил меня по металлическим лестницам на верхнюю палубу, где располагались небольшие частные каюты.