Должен признать, что я пребывал в возбужденном состоянии, когда майор Синклер предложил показать остальную часть корабля («можно убить немного времени»). Вторая палуба, со столами и скамейками, летом использовалась в качестве ресторана. Частично обитая деревом, а частично укрытая холщовым тентом, она пустовала. Мы спустились на первую, самую большую палубу. Это был один огромный зал, украшенный чудесными орнаментами, позолоченными свитками и резными фигурами муз. Меня окружали хрустальные, медные и серебряные детали, зеркала и колонны, похожие на мраморные, и везде преобладали красные, белые и синие цвета. Скрещенные флаги висели повсюду, особенно много их оказалось на огромной сцене в дальнем конце помещения. «Натан Б. Форрест», верно, когда-то считался одним из величайших плавучих театров, которые в годы расцвета ходили по всей Миссисипи. Майор Синклер стоял, сложив руки и прислонившись спиной к колонне. Он слегка улыбнулся, услышав, как я восхищаюсь богатством обстановки.

– Я бывал здесь в детстве, – сказал он, – и смотрел на артистов. – В его голосе звучала нотка печали. – Но теперь железные дороги и кинотеатры почти уничтожили этот вид транспорта и связанные с ним развлечения. И в этом виноваты как раз люди, подобные нам. Верно, Макс? Скоро значительная часть современного мира станет прошлым, как я полагаю.

Я согласился:

– Какая ирония – мы сами страдаем от наших собственных изобретений.

Мой друг посмотрел на часы:

– Нам нужно уходить отсюда.

Пробравшись между рядами широко расставленных сидений, он вывел меня через боковую дверь на открытую площадку, а потом на третью палубу. Уже стемнело. Я услышал приглушенный крик из рулевой рубки и увидел, что матросы внизу сматывают веревки и цепи. Свист пара показался мне долгим, низким стоном. Потом послышался скрежет, весь корабль содрогнулся, когда огромные лопасти колеса ударили по воде. Электрический свет отражался от белой пены. Машина заработала на полную мощность. Котлы гремели и стонали, поршни визжали. Внезапно мы отошли от причала. Мы двинулись, медленно и величественно, в темную бесконечность реки Миссисипи. Огни Мемфиса остались позади, мы выплыли на середину реки. В других частях корабля слышался топот ног. Тогда майор Синклер попросил меня вернуться в каюту. Весь корабль, казалось, заполнил механический ритм, решительный, почти военный. Время отмеряли медь, сталь и железо. Мой друг поднял маленькую сумку и попросил меня подождать некоторое время. Он сказал, что вернется, как только сможет. Я плеснул себе кока-колы и уселся на койку, задумавшись о предстоящей встрече с губернатором и его людьми. Решив поправить нервы с помощью кокаина, я нащупал в кармане пакет – и тут свист раздался во второй раз. Ритмичные звуки исчезли. Корабль снова погрузился в тишину, за исключением вибрации двигателей, ровного плеска и стона колеса. Я хотел выйти на палубу, но не мог обмануть доверие майора Синклера. Через несколько мгновений бледный летчик отворил дверь каюты – очевидно, он немного успокоился. Под мышкой Синклер держал какой-то сверток, а все его тело скрывало длинное синее шелковое одеяние. На груди, у самого сердца, был вышит желтый мальтийский крест в синем круге. Символ очень напоминал тот, который я видел на его дирижабле.