Профессор Пирогов даже в случае смерти больного не имел обыкновения возвращать деньги, полученные им до операции.

Спустя какое-то время после смерти несчастного далекого потомка Сталина секретарша возбуждённым шёпотом сообщила мне:

– Там приехали родственники умершего грузина… за деньгами. А Пирогов от них бегает уже второй день.

Трудно было понять эту дурацкую ситуацию: Пирогов отличался необычайной житейской смекалистостью – может быть, в этот раз у него под рукой нужной суммы денег не оказалось?

Бывали ситуации и более порнографичные. Как-то Паша Спивак вошёл ко мне в кабинет и сказал:

– Я утром ассистировал Пирогову – у нас больной на столе остался. Сейчас я шёл из реанимационного отделения по вестибюлю – там родственники умершего кричат в полный голос: «Нас здесь за наши же деньги зарезывают!»

Профессор Пирогов и из этой неприятной истории вышел сухим, как выходил он из многих других подобных историях – в умении «брать в лапу» профессору нельзя было отказать!

Умение брать… Тоже ведь элемент романтики нашей профессии – с хождением по лезвию ножа. Младшим научным сотрудникам – в этой должности я состоял при Пирогове до седых волос – больные деньги давали редко: нам в основном перепадал невинный коньячок, конфетки там… ну и природные дары – домашнего посола чёрная икра с Каспийского моря, браконьерная красная икра и красная рыба с Сахалина, домашнего приготовления виноградные вина из Молдавии, Грузии.

Основная масса пациентов хорошо разбиралась – кому нужно давать в лапу за быструю госпитализацию, за операцию и т. д. С этими пациентами и проблем не было у берущих.

Хуже, если пациент попадался невежественный: знает, что дать-то надо – а кому? От этих были бо-о-ольшие неприятности.

Отбывал я свой трехмесячный срок в поликлинике ВОНЦ СССР. Больных было много, голова шла кругом от работы по их обследованию и представлению старшему научному сотруднику или профессору для заключения по плану лечения: отвергнуть диагноз злокачественной опухоли; при подтверждённом диагнозе злокачественного новообразования неоперабельных больных нужно было передать радиологам или химиотерапевтам, а операбельных – кого отправить с рекомендацией хирургического лечения в онкологический диспансер по месту жительства, кого – госпитализировать в наше отделение.

Состояние онкологической помощи на Кавказе было ужасным, поэтому пациенты-кавказцы стремились любыми путями остаться для лечения в Центре.

После завершения обследования я вызывал больного с родственниками, сообщал о диагнозе (про рак не принято было говорить, мы пользовались нейтральными терминами типа «заболевание лёгкого», «заболевание пищевода» и т. п.) и говорил, что представлю их своим старшим коллегам, которые решают вопрос о месте проведения лечения.