Эрик проснулся от шума. От неожиданности он быстро вскочил с кресла, широко раскрыв сонные глаза. Перед ним в метре Лара собирала с пола осколки разбитой кружки, а на диване сидела Элизабет. Она приложила обе руки к вискам, вдоль правого виска – начиная со лба и заканчивая подбородком – тянулся длинный порез, по краям которого виднелась ещё свежая кровь. Она была укрыта пледом так, что остальные части тела нельзя было рассмотреть. Рик было подумал, что она смотрит на него, но взглянув в её глаза, понял, что пристальному рассмотрению полежал не он, а его нога. Он попытался сделать шаг, но рана ныла, и мальчик сел обратно в кресло. В комнату вошёл Мэтью:

– Доброе утро, ребята! – он подошёл к Ларе и помог убрать, – Руки ещё слабые? – спросил он её. Лара кивнула и отерла рукой слезу, – Ничего, не переживай, всё уже позади… – Мэтью обнял её.

– Что позади? – спросил Рик, – И давно вы знакомы? Ты врала нам, Лара?

– Не больше, чем вы врали нам… – почти неслышно ответила она.

– Рик, – сказала вдруг Элизабет, – всё по порядку? – Рик вспомнил предыдущий разговор с Мэтью и кивнул.

– Погода сегодня хорошая, позавтракаем на улице. Через полчаса ждём вас у реки, – с этими словами Мэтью вышел из дома.

Элизабет приподнялась на руках. По комнате эхом разнёсся звонкий голос девочки. Она вскрикнула и обессилено упала. Рик встал с кресла, намереваясь подойти к сестре. Он простоял около пяти минут недвижно: столько времени ему понадобилось, чтобы адаптироваться к своей хромоте и привыкнуть к боли.

– Не так уж и гадко, – подумал он, рассматривая бордовый бинт. Мальчик нагнулся к ноге и размотал бинт. Грязная тряпка словно приросла к телу и отдиралась вместе с верхним слоем кожи. Кровь ещё сочилась. Рик закрыл нос рукой. От раны исходило тлетворное дыхание боли.

– Так пахнет смерть, – подумал он и, отбросив бинт в сторону, посмотрел на подругу. Лара прикладывала к её лбу мокрую тряпку, и капли стекали по вискам девочки. Она что-то бормотала, но ни единого слова разобрать было невозможно. Эрик сделал шаг и остановился. Боль пронзила его тело так, словно бы в его рану вставили копьё и проткнули изнутри всю ногу. Но тяга к подруге всё же оказалась сильнее. Рик сделал ещё шаг и ещё… Нога его громко хрустнула и неестественно согнулась на месте раны. Кровь хлынула рекой так же пугающе, как истошно заорал мальчик. Он кричал так, как стервятники над долгожданной падалью. Это звук злой, смертельно жестокий. Но даже в крике стервятника покоилось что-то тёплое от радости, что тот нашёл пропитание. В крике же Рика не было ни капли счастья. Лара обернулась на крик и заплакала, руки её затряслись. И она в панике выбежала наружу: