Я закурил папиросы «Дюшес». Хорошо набитые папиросы с жёлтым табаком. Цвет пепла белый, что свидетельствует о высоком качестве табака. Крепость нормальная. Я выбрал «Дюшес» потому, что один из моих сотрудников привёз из района боевых действий пачку папирос «Казбек» и сказал, что русские специально делают эти папиросы, чтобы уничтожать ими немцев.
Мария закурила вместе со мной. Она рассказала, что была на фронте и там стала курить. Фронтовой снайпер. Сейчас учится в университете на отделении иностранного языка и подрабатывает проводником международного вагона. Потом мы говорили обо всем до тех пор, пока я не взял и не поцеловал её. Она вначале дёрнулась сопротивляться, но потом её тело обмякло, и она ответила на мой поцелуй.
Глава 26
Глава 26
В купе я пришёл под утро. Дед Сашка сладко спал. Я откинул одеяло и растянулся весь рост на диване. Потянулся, укрылся одеялом и почти мгновенно уснул.
— Вставай, гулёна, — раздался над ухом голос деда Сашки, — а то все царствие небесное проспишь.
Я открыл глаза. По солнцу было часа два пополудни. Мой спутник садился обедать. Я наскоро умылся и присоединился к нему.
На обед была все та же «московская» солянка и отбивная свинина. Чай в серебряном подстаканнике принесла другая проводница.
— А где Мария? — спросил я.
— Ей утром пришлось сойти, — деловито сказала девушка, — там что-то дома у неё не в порядке.
У меня как-то нехорошо заныло сердце при этом известии. Похоже, что это я подвёл под монастырь девушку. Сейчас припишут связь с иностранцами, шпионаж и прочее и отправят в лагеря на перевоспитание.
— Не волнуйтесь, — улыбнулась проводница, — у неё действительно мать больная, телеграмму к вагону принесли, начальник поезда самолично её отпустил, а мы своих товарок не продаём.
— Так, шила в мешке не утаишь. Даст Бог, найдёт Мария себе счастье и будет у неё все хорошо, — подумал я и сходу обратился к деду с вопросом, — так что ты там говорил в отношении студентов?
— Ну, не в отношении студентов, — степенно ответил уже Алехандро Гривас, — а в отношении тех, на кого большевики опирались во время октябрьского переворота.
Передо мной сидел не старичок-травовед из российской глубинки, а, по крайней мере, доцент кафедры социологии одного из российских императорских университетов. Все-таки, неясное прошлое у деда Сашки и я так и не могу распознать, кто же он на самом деле.
— Основной движущей силой пролетарской революции был люмпен-пролетариат, кто самой тяжёлой работой считал щёлканье семечек и недоучившиеся студенты, которые уже на первом году обучения знали, чему нужно учить и кого из профессоров нужно выгнать в первую очередь. А тут уже новые декабристы из дворян с книжечками немецкого еврея Карла Маркса о том, что им нечего терять кроме своих цепей, но зато они обретут целый мир. К люмпен-пролетариям относится и уголовный элемент, который вообще не желает работать, но готов денно и нощно экспроприировать чужое добро и делить между своими. Тоже социалистический принцип. А когда тебе предлагают узаконенный грабёж среди белого дня и с оружием, выданным новой властью? Кто тут будет против? А никто. Тут и ленивый не мог устоять, как говаривал поэт Некрасов. А с профессурой посчитаться? С буржуями разными, которые не позволяли проводить большевистскую агитацию в альма-матер? У-у, козлы бородатые, геть отсюда. Отголоски такого классового подхода мы и видим сегодня.