Нельзя было терять ни минуты. Как испуганная антилопа, она обернулась и побежала по тропе в направлении, указанном Андерссеном.

Далеко позади раздались крики и звуки стрельбы, после чего наступила тишина. Джейн поняла, что Андерссен встретился с русским.

Через полчаса она, спотыкающаяся и изможденная, увидела тростниковые крыши и вскоре вошла в деревушку. Ее тут же окружили мужчины, женщины и дети. Нетерпеливые, любопытные, возбужденные туземцы засыпали ее вопросами, ни на один из которых она не могла ответить. Джейн их просто не понимала.

Все, на что она была способна, это со слезами на глазах показывать на мальчика, жалобно хныкавшего у нее на руках, и повторять снова и снова: «Лихорадка… лихорадка… лихорадка…»

Чернокожие не понимали слов Джейн, но увидели, в чем дело, и вскоре молодая туземка отвела белую гостью за руку в свою хижину. Вместе с несколькими подругами негритянка принялась делать то немногое, что было в ее силах, желая успокоить малыша и отсрочить агонию.

Явился деревенский шаман, развел перед младенцем костерок и вскипятил какое-то непонятное варево в глиняном горшочке, над которым сделал несколько диковинных магических пассов, монотонно шепча при этом странные заклинания. Под конец он обмакнул в зелье хвост зебры и, не переставая бормотать заговоры, брызнул несколько капель жидкости на лицо ребенка.

После ухода колдуна женщины сели в кружок и принялись стенать и вопить – так сильно, что Джейн показалось, будто она окончательно сходит с ума. Но, понимая, что дикарки делают все это по доброте сердца, несчастная в течение многих страшных часов молча и терпеливо сносила этот кошмар.

Уже было близко к полуночи, когда она вдруг осознала, что в деревне начался какой-то переполох. Джейн слышала громкие голоса туземцев, которые о чем-то спорили, но в чем дело, понять не могла.

Через какое-то время раздались звуки шагов, приближающихся к хижине, где она сидела на земле перед ярким огнем, положив на колени ребенка. Малютка теперь лежал совсем тихо, и через приподнятые веки было видно, что он закатил глаза.

Джейн посмотрела на его личико испуганным и затравленным взглядом. Это был не ее ребенок – не ее плоть и кровь, – но как близок, как дорог этот кроха стал теперь для нее. Лишившись собственного сына, она приросла душой к этому бедному, маленькому, безымянному найденышу и отдала ему всю любовь, которая накопилась в ее сердце за долгие недели пленения на борту «Кинкейда».

Джейн понимала, что конец близок, и, хотя ее пугал вид угасающего дитя, она все-таки находила утешение в том, что смерть придет быстро и положит конец страданиям маленькой жертвы людской злобы.